Когда маски падают - Виолетта Рей

Виолетта Рей. Когда маски падают

В шуме людских голосов, в пестрой круговерти костюмированного бала, где сотни людей, скрытых под масками, танцевали в блеске люстр, окруженные запахами вина и амбры, на мгновение показалось, что никто и никогда не узнает правду. Он стоял у колонны, наблюдая за женщиной в темно-красном платье, ее маска была такой же алой, как кровь, которая кипела у него в венах всякий раз, когда он видел её, он – тот, кто ненавидел её всей душой, он – тот, кто должен был сейчас отвернуться, уйти, не замечать её грации, её безупречной осанки, её уверенности, но что-то мешало ему это сделать, что-то, возможно, вовсе нечто большее, чем простая человеческая гордость.

Когда-то они встретились на поле боя, но не того, что выстлано телами солдат, нет, их поле боя было вымощено мрамором переговорных комнат, завалено контрактами, ослеплено вспышками камер, она защищала людей, он защищал прибыль, она верила в перемены, он знал, что всё остаётся прежним, она строила, он разрушал, она смотрела на него с презрением, он знал, что презирает её в ответ, потому что иначе невозможно, иначе вся их борьба превращается в фарс, а этого он не мог допустить.

Но здесь, под этим сводчатым потолком, в окружении тех, кто прятал свои лица, а может быть, наоборот, обнажал их, здесь они встретились иначе. В бокале плескалось вино, её пальцы скользили по стеклу, она повернулась, огляделась, её взгляд задержался на нём, она не узнала его, а может, сделала вид, что не узнала, но глаза её вспыхнули азартом, интересом, вызовом, а разве не в этом заключалось всё их существование? Бросать вызов, не уступать, не давать слабину. Он шагнул к ней, легко, небрежно, чувствуя, как в воздухе сгущается напряжение, музыка замедлилась, время тоже, он поднес её руку к губам, тепло её кожи напомнило о том, чего он не мог себе позволить, но что, оказывается, уже давно жило где-то внутри него.

– Вижу, сегодня вы предпочли красное, – голос его прозвучал ровно, но в нем сквозила усмешка, легкое поддразнивание, слишком много они уже знали друг о друге, слишком долго враждовали, чтобы не слышать в голосах скрытых значений.

– А вы, похоже, любите темное, – ответила она, скользнув взглядом по его черному костюму, слишком элегантному, слишком точному, слишком узнаваемому, но не сейчас, не здесь, когда всё было скрыто за карнавальной маской.

– Тьма бывает разной, иногда в ней рождаются вещи прекрасные, – сказал он, и она улыбнулась, но не как враг, не как та, кто готовится к следующему удару, а как женщина, которой любопытно, которой интересно, которая уже приняла игру, даже если ещё не знает её правил.

И вот они танцуют, их движения точны, слаженны, они чувствуют друг друга так, словно всю жизнь готовились к этому моменту, её рука на его плече, его пальцы едва касаются её талии, он ведёт, она подчиняется, но только затем, чтобы в следующую секунду перехватить инициативу, и это снова превращается в дуэль, но теперь дуэль тел, дыхания, движений, а не слов и аргументов, и когда музыка подходит к концу, когда их дыхание становится чуть более частым, чем должно быть, он тянется к её лицу, ловит её взгляд, делает шаг навстречу.

– Если я сниму маску, вы останетесь? – спрашивает он, и в этом вопросе звучит вызов, возможно, отчаянная просьба, возможно, надежда.

Она улыбается, и в этой улыбке есть всё: знание, сомнение, желание. И она снимает маску первой.

В её глазах – признание.

В его – осознание.

Всё становится предельно ясным.

И вот теперь, когда их лица обнажены, когда мир вокруг теряет свою защитную иллюзию, остаётся лишь один вопрос: что будет дальше?

Но на этот раз ответа никто не знает.

Даже они.

И вот теперь, когда их лица обнажены, когда мир вокруг теряет свою защитную иллюзию, остаётся лишь один вопрос: что будет дальше?

Он смотрел на неё, на изгиб её губ, на искру в глазах, на дыхание, которое, кажется, стало чуть глубже, чуть тяжелее. Она не отвела взгляда, не сделала ни шага назад, не разорвала эту тонкую нить, которая с каждой секундой натягивалась всё сильнее, готовая вот-вот лопнуть, но всё ещё держащая их вместе, связывающая невидимыми узами.

Он слышал свой голос, когда наконец заговорил, низкий, приглушённый, как будто его разрывала внутренняя борьба, но не мог остановить себя.

– Ты знала?

Она чуть склонила голову набок, её взгляд пробежался по его лицу, по губам, по линии скул, по глазам, которые ещё недавно сверкали холодом, а теперь напоминали огонь, скрытый под слоем золы.

– Догадывалась, – её голос был чуть хриплым, и он знал, что это не от вина.

– И всё равно сняла маску?

– А ты?

Его пальцы скользнули к её щеке, чуть грубее, чем следовало бы, потому что в нём всё ещё была злость, всё ещё был этот гнев, накопленный за годы споров, за сотни слов, брошенных друг другу с