Лора Брантуэйт - Пути любви

Лора Брантуэйт

Пути любви

1

— Замуж? Никогда!

Анна Торфилд гордо вскинула голову и взглянула Питеру в глаза. Лицо ее выражало особенную смесь изумления и возмущения. Она словно не понимала, как же можно было задать ей такой нелепый вопрос. Питер потупился.

— Ха! То есть ты хочешь знать, не желаю ли я заняться благотворительностью, заключив с каким-то типом самую выгодную сделку в его жизни?! — продолжала бушевать Анна. — Он, значит, поиграет в любовь полгода, испробует свои актерские данные в амплуа восхищенного обожателя-принца, потенциальной надежной опоры? И за это получит пожизненное обеспечение горячими ужинами, согретой постелью, чистыми и выглаженными рубашками и завтраками, завернутыми в бумажный пакет?!

Питеру Роули с каждым ее словом все больше хотелось провалиться сквозь землю или, на худой конец, стать маленьким-маленьким, незаметным-незаметным и тихо скрыться до лучших времен (то есть до восстановления душевного равновесия разъярившейся собеседницы).

Справедливости ради следует сказать, что, описывая блага семейной жизни, которые должны были непременно свалиться на голову гипотетическому коварному типу, Анна сильно преувеличила свои таланты домохозяйки. То есть, конечно, свое пристрастие к продуктам быстрого приготовления, к ресторанной еде и прачечным она объясняла исключительно нехваткой времени… Еще бы, ну откуда же взяться времени и силам на домашние хлопоты у вечно занятой решением важнейших образовательных задач интеллектуалки?! Может быть, именно потому, что приготовление любого блюда сложнее омлета создавало для Анны непреодолимые трудности, парочка обедала сейчас в летнем кафе.

День был по-весеннему теплый, возможно даже, что это тепло перешло бы в зной, если бы не дул легкий прохладный ветерок. Посетителей в кафе было мало: время ланча уже прошло. Кроме маленького столика в углу, за которым обедали Питер и Анна, заняты были еще три. Неподалеку от них сидела пожилая пара, чинно обсуждавшая меню. В противоположном углу, отгородившись от мира газетой, пил кофе чересчур солидный мужчина средних лет, при всей своей солидности худой и с залысинами. Прямо у входа расположилась компания школьников, скорее всего пропускающих серьезные занятия и поэтому усиленно делающих вид, что они с полным правом отдыхают.

До начала этого злосчастного разговора Анна и Питер развлекались тем, что тренировали свое воображение: придумывали забавные имена и биографии, а также расписание на сегодняшний день своим случайным соседям. Кафе стояло, возможно, слишком близко к дороге, и в час пик здесь было бы неприятно сидеть из-за неуютной близости потока машин. Но прямо за ним располагался один из небольших городских парков, и как раз оттуда дул ветерок. Он приносил с собой отзвуки детского смеха и свежий запах зелени.

Сейчас Анна забыла даже, что держит в руках свой любимый шоколадный коктейль, а смущенный ее яростной атакой Питер задумчиво рисовал трубочкой какие-то таинственные знаки на дне пустого стаканчика. Он действительно не ожидал такой бури в ответ на простой вопрос. Тем более что он даже и не покушался на свободу и независимость Анны.

Эту рыжеволосую бестию, как называли Анну в колледже, Питер знал уже лет десять. И, может, потому, что характеры их были абсолютно непохожи, дружба этих двоих оказалась столь долгой и крепкой.

Десять лет назад Питер вместе с родителями переехал в Атланту из небольшого городка в Иллинойсе. Большой, кипящий энергией город оглушал после тихой провинциальной жизни, к тому же Питер был спокойным, мечтательным, немного чудаковатым подростком. Сверстники относились к нему насмешливо, потому что с ним совершенно невозможно было говорить на самую интересную для этого возраста тему. Питер стеснялся, краснел и даже в мыслях (так, по крайней мере, все думали) не целовал девчонок.

Переезд семьи Роули состоялся в середине июля, так что главное испытание для Питера — поступление в новую школу — было впереди.

После летних каникул здание школы вновь наполнилось шумом и смехом. В коридорах вновь раздавались голоса подростков: тонкие — девичьи, надтреснутые и огрубевшие — мальчишечьи. Многие школьники еще наслаждались последними минутами свободы и толпились на зеленой лужайке перед школой, не желая входить в прохладное здание.

Мать подвезла Питера до школьных ворот. На этих массивных чугунных решетках при входе на территорию старинного учебного заведения (неясно, правда, от кого ее надо было так охранять — все равно они никогда не закрывались) не хватало разве что таблички: «Прощай, свобода!». Питер мужественно улыбнулся и помахал матери рукой. Пусть думает, что у него все в порядке, что ему на самом деле почти совсем не страшно. Но, проходя к дверям школы под заинтересованными взглядами новых товарищей, стеснительный парнишка невольно напрягся.

В классе царила радостно-возбужденная атмосфера, как всегда бывает, когда встречаются старые знакомые, которым есть чем поделиться. Гул голосов, громкий смех — все так, как должно быть в первый день после каникул. Ребята так увлеклись обменом впечатлениями, что как-то и не заметили худого белокурого паренька, который и сам старался как можно незаметнее проскользнуть на заднюю парту. Опасная дистанция была почти пройдена, как вдруг с ряда у окна раздался резкий, нагловатый и басовитый голос:

— О, а что это за кролик и почему он в синей рубашке?

Питер, безошибочно догадавшийся, кто подразумевается под «кроликом», остолбенел и залился краской.

Обидчик сидел за столом в вальяжной позе, было видно, что он выше Питера примерно на полголовы, а в плечах шире чуть ли не в два раза. Лицо его, естественно, не было обременено печатью интеллекта, зато было весьма свирепым. Питер беспомощно заозирался. Вокруг незнакомые лица, одни выражали сочувствие, другие — злорадство. И все молчали. Питеру захотелось исчезнуть. Если не с лица земли, то уж из этого светлого и недружелюбного класса — наверняка. Неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы на сцене не появилось новое действующее лицо.

— А не прикусить ли тебе язык, Маленький Брат? Зависть — плохое чувство. Всем и так ясно, что этому симпатичному парню синий идет куда больше, чем тебе — что бы то ни было.

Голос принадлежал высокой девочке, которая встала рядом с Питером. Он успел подумать, что в Средние века ее сожгли бы на костре — за колдовство и красоту. Упругие крупные локоны цвета меди стянуты в хвост. Большие бархатно-зеленые глаза смотрят прямо и смело. Стройная фигурка была еще угловатой, но обещала стать пропорциональной. Эта маленькая юная женщина казалась очень смелой и серьезной. И красивой.