Неудачливый маньяк - Лия Блэр

Лия Блэр

Неудачливый маньяк

Осень – странное время года. С одной стороны, все пылает огненными и яркими красками, теплыми, как все оттенки солнца, а с другой – наваливается необъяснимая печаль, граничащая с тоской и ожиданием чего-то нового и, хотелось бы, прекрасного.

Впереди.

Надо только подождать.

Еще немного.

На подоконнике Московского государственного Университета, согнув ноги в коленях, сидел Егор Лу́ковый и смотрел пустым взглядом на мир через окно. Изредка раздавался его тяжёлый протяжный вздох, который выдавал внутренние переживания парня и безысходность его неприметного существования.

Третий курс экономфака, а в жизни Егора ничего не менялось. Все та же обыденность и скука. Чувство зависти ко всем сокурсникам и даже к первокурсникам – близко к безумию. Бесили все до скрежета зубов. Они всегда были полны энергии, им было о чем трепаться целыми днями, их телефоны не умолкали, сплошь все красивы и успешны… Кроме Катьки Фоминой. Она тоже из аутсайдеров, да и страшная, как жизнь Егора.

Почему?

Почему кому-то все, а кому-то ничего?

Кто же там наверху распорядился так несправедливо?!

В один момент пустые коридоры учебного заведения наводнились студентами, скрывшими одинокую фигурку у окна. Очередной день начался. Недавняя тишина расправила плечи на фоне всеобщей жизнерадостности молодежи.

– Гор, привет! – Стас Панкратов был единственным другом Егора. Хотя, какой друг? Приятель. Но и этому одиночка-студент был очень рад, даже благодарен. – Гоу на третий этаж, скоро пара начнется.

Со Стасом Егор познакомился на первом курсе. Так случилось, что в самый первый день они рядом сели в аудитории. Парень оказался разговорчивым и веселым. Постоянно рассказывал какие-то глупости и был повернут на автогонках и конструкторах «Lego». Как и Егор, он не состоял в отношениях, не стремился к розовым единорогам и полностью отдавал себя учебе. Общение строилось только в стенах Универа и дальше не распространялось. Так продолжалось до середины второго курса.

В один из дней Стас встретил ту самую, от которой сорвало все тормозные шланги в его голове, и под трек с названием «Люблюнимагу» тот мчался в кювет недевственной жизни с радостными возгласами. И очередной раз Егор завидовал. Правда, по-доброму. Все же друг, какой-никакой. От постоянных душевных излияний Стаса порой хотелось блевать. Долго и мучительно. Но приходилось слушать, улыбаться и одобрительно хлопать товарища по плечу.

Устал.

Егор ужасно устал от несправедливости. Он был зол. В гневе. В ярости. Стереть бы улыбки со всех этих мерзких рож, втоптать их в грязь, смешать с мусором! Стоя сейчас у расписания, парень жалел, что не наделен мистической силой, чтоб ввергнуть всех и вся в благоговейный ужас. Заставить их страдать и молить его, Егора, о снисхождении.

– Эй, мятная конфетка, – появление раздражавшей до мозга костей Кати Фоминой заставило Егора брезгливо передернуть плечами. – Скучаешь без меня?

Какой бы ни была нелюбовь Егора ко всем окружающим, но Фомину он ненавидел больше всех. Эта серая мышь, иначе не назвать, с первого курса взрывала ему мозг, как самая точно нацеленная торпеда. В ней злило все: русые космы в постоянном хвосте, тонкие губы, которыми она язвила и поддевала Егора. А ее маленькие кроличьи глазенки, что смотрели на Егора через толстые линзы очков в оправе «А-ля мечта пенсионера», хотелось выцарапать. Но эта гнусь и по запаху его найдет, чтоб лишний раз самоутвердиться. И на ком?! На Егоре… Казалось бы, в своей нише у социального плинтуса они на одной ступени. В одной лодке, черт подери! Но нет. Эта сука нашла об кого ноги вытирать. Знала же, что Егор не мог ответить со всей своей злостью. Как бы, баб не обижал, какими бы дурами они ни были.

– Шла бы ты… Кать, – откровенно послал Егор, поморщившись, что вообще пришлось разговаривать с этой ошибкой природы.

– Конфетка, хочешь меня… – И вот опять эта многозначительная фраза и дебильная улыбка Фоминой. Егор вообще не мог въехать, зачем она со своим лицом пыталась изображать флирт. Блядь, это же противоестественно! Это как жопа вдруг захочет накрасить губы и подмигнуть. – … проводить до дома сегодня?

– Не горю желанием, – раздраженно буркнул Егор, продолжая изучать расписание.

– Фу, какой ты трусишка, конфетка. А я бы у тебя… – Катька закусила свою тонкую губу и изобразила подобие кокетства, больше похожее на оскал гиены, – … списала социологию. Дашь?

– Отстань, а? – отмахнулся Егор и стремительно зашагал к аудитории.

На первом курсе он пытался бороться с этим ненавистным «конфетка», но сдался.

Чем больше вступал в полемику и диалог, тем приставучее и настойчивее становилась Катька. Был даже момент, когда Егор испугался. Пиздец. Была опасность, что исчадие ада попросту сломит его и надругается над ним самыми извращенными способами. Нет, она не толстая. С фигурой все отлично. Наверное. За ее растянутыми, бесформенными серыми шмотками нихрена не видно, а вечно грязные кроссы вызывали чувство брезгливости. Лохмы ее чаще были в состоянии масленого запечатывания с сосулькообразным эффектом. И еще запах. От нее вечно разило булочками. Ни капли парфюма. У Егора в детстве соседка была, тетя Галя с пятого этажа, вот от нее так пахло. И тут некстати вспомнилась большая и мерзкая бородавка около носа соседки. О таком Егор хотел бы не вспоминать никогда.

Через пару лет Егор доучится и окончательно шагнет во взрослую жизнь. Так говорила его мама. Беззаботному, счастливому детству и безрассудной юности придет конец. У Егора из сказанного вообще ничего не было и злило это не по-детски.

Родителей Егор любил. Очень. Мама всю жизнь воспитателем в садике горбатилась, а отец сварщиком на заводе. Богато никогда не жили, но и не бедствовали. Егор точно не чувствовал нужды. Когда он поехал учиться, предки сняли ему квартиру и учебу оплатили. Старались для него, Егора, и он это ценил.

Обида была только за одно: почему они его родили… таким?! Вот с этими каштановыми вьющимися волосами, которые даже в стильную прическу не уложишь; с янтарными глазами, как у волков, которых в фильмах ужасов показывают; губы пухлые… Вообще отдельная боль. Моральная травма со школы: математичка ни с того ни с сего попросила его помаду стереть. Егор в осадок выпал. Помада?! Чего, блядь?! Конечно, потом эта грымза извинилась, только от ее слов: «Твои губки такие яркие, как клюковка. Думала накрасил» – легче не стало! Вместо рельефного красивого тела у Егора худощавость и жилистость, которая на фоне с