Маяк (СИ) - Рудик Толика

Маяк

Пролог

Снова запах дешевых сигарет, въевшийся в стены за долгие годы.

Взгляд уже не цеплялся за оборванные куски обоев, голый бетон в некоторых местах и задравшийся линолеум. Громкий храп раздавался на всю квартиру и, кажется, был слышен даже в подъезде. Опять этот видок. Опять перегар. Она прошла сразу в свою комнату, чтобы не сталкиваться с этим монстром, но ей не повезло. Слух резануло собственное имя, которое прозвучало мужским хриплым басом очень недовольно и злобно. Она прошла на кухню, взяла таблетки от головной боли и стакан воды, прошла в комнату и молча поставила на тумбочку рядом с кроватью, где лежал отец.

Когда-то он был очень уважаемым человеком, которого в городе знал каждый третий. После смерти мамы начал пить и чем дальше, тем больше. Раньше казалось, что это все временно, на месяц, два, потом все прекратится, но это не заканчивалось практически восемь лет. Когда-то пил один, теперь же почти каждый день дома толпа мужиков, подобранных с улицы, которые здесь появляются первый и последний раз. И всегда шумно: или крики, или громкий смех, слышимый даже на первом этаже, так как старая дверь практически не давала никакой звукоизоляции. И через день приезжает сюда доблестная полиция, которая давно наплевала на происходящее в этой квартире. До совершеннолетия ей приходилось шататься по улицам ночами, лишь бы не забрали органы опеки. Сейчас ничего не поменялось, только ночь она проводит вне дома из-за надоевшей обстановки и толпы алкоголиков, которые выводили её из себя при одной только мысли о них.

Умная молодая девчонка, которая могла бы жить в центре города, получить хорошее образование и жить счастливо, вынуждена подрабатывать кем угодно за гроши в ночное время, а днем уходить в отвратительный институт и радоваться, что она получает хоть какое-то высшее образование. Часто диплом из него не воспринимают всерьёз, а на работу устроиться он и вовсе не помогает, но попытаться всё равно стоит. Надежда умирает последней, не так ли?

Единственная мотивация — покинуть эту хрущевку и начать нормальную жизнь.

Вика прошла на кухню и стала собирать бутылки и то, что от них осталось, мусор, мыть остатки не перебитой посуды и прочее. И так каждый день. Высокое толстое тело вышло из спальни и пришло к ней, начав отчитывать:

— Уже вечер, где ты шлялась? Неужели не знаешь, что дома дела есть? Или тебя как псину на привязи держать надо, чтобы не сбегала?

— У меня учеба, — сухо ответила девушка.

— Какая учеба, ты никто и попасть никуда не можешь, хватит мне врать! Посмотри на меня!

Он больно схватил ее за запястье и потребовал этим жестом посмотреть на него. Вика подняла на него глаза полные обиды и зла. Ей было жалко отца, но веру она в него давно потеряла, поэтому из чувств остались только ненависть, смешанная с детской слепой и наивной любовью, отвращение и презрение.

В его взгляде не было ничего доброго и ласкового. Он невзлюбил её за то, что она мешает ему жить на полную катушку, за то, что устраивала ему раньше скандалы при любом удобном случае, что пыталась вернуть былое. Он ненавидел ее за то, что она есть, что она его дочь. И как бы девушка не старалась, это тело никогда больше не будет относиться к ней с той лаской, которая была в детстве, даже на самую маленькую долю. Она не понимала, что сделала не так и чем заслужила такое отношение.

Вика выдернула свою руку из крепкой хватки и продолжила подметать пол, чтобы ночью здесь опять был бардак. Мужчина ушел, когда начало темнеть. Это означало, что часа через два-три дома снова появиться непонятная компания.

Но этого не произошло. Вместо шумной толпы мужиков отец привел домой женщину, которая была такой же алкоголичкой, как и он сам. Выглядело так, будто они давно знакомы и это не просто кто-то из прохожих, которые появлялись до этого. Неужели…

Внутри девушки что-то похолодело от одной только мысли, что у отца может быть любовница. Еще и такая. И только успела она подумать об этом, как женщина начала очень агрессивно что-то говорить отцу. Прислушиваясь к разговору, Вика поняла, что гостья недовольна их квартирой, ее состоянием и что «эта прошмандовка» ничего не делает и стоит взять ее в ежовые рукавицы. А он соглашался с каждым словом. После долгих кивков головой он пошел высказывать все претензии дочери, но не нашел ее в квартире. Она сбежала.

Снова.

Был апрель, но, несмотря на это, было холодно. Мороз сковывал движения, пальцы рук не гнулись вовсе, застыли в том положении, в котором держат сигарету. Выкурила две подряд, бычки бросила под ноги и затоптала. До самого рассвета она сидела на детской карусели и смотрела перед собой пустым взглядом. Решила вернуться в подъезд, но, подойдя к своей двери, услышала женские стоны. В сердце что-то сжалось. До утра девушка просидела в подъезде, зашла домой умыться и забрать вещи для подработки. Суббота.

Глава 1

Прошел месяц с тех самых пор, как эта женщина впервые появилась в доме. Её звали Ириной. Раньше она появлялась только пару раз в неделю, потом стала приходить каждый день. А недавно выяснилось, что в квартире их проживает отныне трое. Теперь она сутками выслушивала то от Ирины, то от отца о том, что она никчемна, ничего не делает и вообще хуже человека не бывает. И ладно бы дело заканчивалось криками, как было всегда до одного момента.

Как всегда отец стал заливать старую шарманку, а Вика выслушивала это с абсолютно безэмоциональным лицом, будто вовсе не на нее орут уже полчаса. Но сейчас этого монстра такая безучастность не устроила. Он больно ударил по лицу. Отец никогда даже не замахивался на нее, поэтому осознание произошедшего пришло не сразу. Левую часть лица сильно прижгло. Обида больно кольнула ее в самое сердце, ведь со своей новой любовницей он был очень ласков и даже не повышал на нее голос, как это было с дочерью последние года. Девушка быстро прошла в свою комнату, собрала необходимые вещи и пулей вылетела из дома под гневные крики человека, которого она некогда считала своим родным.

Из-за слёз картинка перед глазами расплывалась, но она шла по старой памяти, ориентируясь на размытые облики домов и площадок. Путь у нее был один — подруга Юля, у которой обстановка в семье была не особо лучше, но та могла позволить снять себе квартиру и жить отдельно от этого безобразия.

Вокруг она ничего не видела и не слышала. Была глубокая ночь и непроглядная темень. Девушка вышла на перекресток, тихий даже днем. За углом взвизгнули шины, а потом яркий свет от фар брызнул в лицо. Вика почувствовала боль в правом боку, а потом услышала долгий монолог, в основном состоящий из нецензурной лексики. Молодой парень, продолжая ругаться, подбежал к ней и начал осматривать, помогать подняться на ноги. Удар был слабым, поэтому останется всего пару синяков и ссадин. Он настаивал на больнице, но потом сдался.

— Может, я хотя бы до дома Вас подвезу? А то ночь, темно, не дай бог, еще кто-нибудь собьет или на плохую компанию наткнетесь, район так себе, как ни крути, — раздался мужской перепуганный бас.

— Ну наткнусь и наткнусь, не твоего ума дела, лихач, — дерзила она, — Поезжай дальше по своему назначению, да внимательней на дорогу смотри.

— Я настаиваю, — не отступал парень, — Давайте довезу вас до дому.

— А ты упрямый, да? Засунь его себе в одно место и больше не доставай. Нет у меня… — она вдруг замолчала, поняв, что может сказать незнакомцу лишнего.

— Нет дома? Не очень то вы на бездомную похожи. Поругались с кем-то?

— Не твоего ума дела! — она уже пошла в сторону Юли, но парень догнал ее и остановил.

— Я могу предоставить вам ночлег, если хотите. Всего одна ночь. Утром можете идти куда хотите, но девушку одну ночью среди полуразрушенных домов советского времени я не оставлю, тем более я виноват перед тобой, — его голос стал мягким.

— Давно на «ты» перешел? — продолжала она язвить, не замечая, что первая начала так общаться с ним, и уже развернулась по направлению своего движения. Потом всё-таки остановилась и подумала, что Юля вряд ли вот так вот просто пустит ее к себе посреди ночи, тем более не факт, что она дома, ведь была любительницей погулять по клубам, да и далеко до нее. Мужчина почему-то располагал к себе, внушал доверие где-то на подсознательном уровне. Она все-таки решила принять предложение тем более, что терять было нечего, — Ладно, давай, вези. Только обещай, что не будешь приставать!