Мэри Патни - Розы любви
— Этого мало!
Внезапно Никлас схватил свою арфу и с силой отшвырнул ее. Изящный инструмент с жалобным вскриком ударился о стену и упал на пол, рассыпавшись на куски. Разрезавшая ночное небо молния на миг ярко озарила Никласа и его сломанную арфу.
— Перестаньте себя винить! — крикнула Клер, перекрывая раздавшийся вслед за вспышкой молнии гром. — Вы же не Господь Бог!
— Насколько я знаю, Бог плохо играет свою роль, — горько бросил Никлас. — Я читал книгу Иова и не сказал бы, что там Вседержитель производит благоприятное впечатление.
Клер знала, что должна немедленно отчитать его за богохульство, но слова не шли у нее с языка; когда погибает столько хороших людей, трудно верить в божественную справедливость.
Никлас перестал метаться по комнате и остановился у камина; опершись руками на каминную полку, он посмотрел на пылающие угли.
— Если бы я начал действовать раньше, если бы о безопасности шахтеров я думал столько же времени, сколько о том, как заполучить вас к себе в постель, всего этого не случилось бы. Оуэн остался бы жив и другие тоже. — Он судорожно вздохнул. — Двое из погибших были дети — не старше маленького Хью Уилкинса.
— За все это надо судить прежде всего Мэйдока, уж он-то точно виноват! Или лорда Майкла, в чьей власти было сделать шахту более современной, однако он передал эту власть в руки жадного дурака.
Но Никласа невозможно было переубедить.
— Игра окончена, Клер. — Он повернулся к ней; лицо его было неумолимо. — Я освобождаю вас от всех обязательств по нашей сделке. Возвращайтесь домой, в Пенрит. Свою часть договора я выполню и сделаю для долины все, чего вы хотели. Но сделаю это один, не причиняя вам дальнейшего вреда.
Клер смотрела на него, бледнея, не в силах поверить, что он прогоняет ее.
— Вы слышали меня — убирайтесь! — крикнул он. — Вам больше никогда не придется терпеть мое общество, общество эгоиста и скота!
Она поняла: он хочет наказать себя, чтобы хоть как-то искупить терзающую его вину. Вот и отсылает ее прочь как раз тогда, когда она нужна ему как воздух.
Клер не знала, что сделать, что сказать. Перед тем, что творилось сейчас в его душе, она была так же бессильна, как и перед бушевавшей за окнами грозой.
В небе снова сверкнула молния, и в то мгновение, когда яркий свет ослепил ее, Клер вдруг почувствовала, что все изменилось: все ее страхи и сомнения вдруг исчезли, рассыпались в прах. И девушка с абсолютной ясностью поняла: она любит Никласа, она любила его всегда.
И сейчас она должна остаться.
Не раздумывая больше ни секунды, Клер подошла к нему и взяла его исцарапанные руки в свои.
— С самого начала ты говорил мне, что тебя интересуют только те женщины, которые согласны тебе отдаться, помнишь, Никлас? — Она поцеловала его окровавленные пальцы, прижала его руки к своей груди и, глядя ему в лицо, тихо сказала: — Ну так вот: теперь я согласна.
Он весь сжался.
— Жалость — не причина для того, чтобы лечь ко мне в постель. Клер.
— А я и не предлагаю тебе жалость. — Не отрывая взгляда от его глаз, она отпустила его руки и начала медленно расстегивать его рубашку. Закончив, Клер приподняла тонкую белую ткань и стала нежно массировать напряженные мышцы его плеч. — Я предлагаю дружбу.
Он закрыл глаза и испустил судорожный вздох.
— Я знаю, что должен отказаться, но не могу. — Его глаза снова открылись, голос понизился до хриплого шепота: — Господи, помоги мне, не могу!
Клер встала на цыпочки и прильнула губами к его губам, всем сердцем желая вобрать в себя его боль и исцелить ее силой своей любви. На этот раз она уже не повернет назад.
Застонав, он обнял ее и прижал к себе так крепко, что она едва могла дышать. Его руки лихорадочно блуждали по се телу.
Затем, опустившись на колени, он прижал лицо к ее груди, обдав ее своим горячим, неровным дыханием. Клер гладила его спутанные шелковистые волосы, чувствуя, как его ладони опускаются все ниже по ее телу, ласкают ее бедра Потом он прянул ее вниз, и она тоже опустилась па колени на пушистый восточный ковер и ощутила па своем левом боку жар от огня, горящего в камине. Снаружи дождь полил еще сильнее; он барабанил в окна с такой яростью, будто хотел разрушить их уединенный приют.
Никлас целовал ее так жадно и пылко, как никогда прежде. Его ловкие пальцы проворно расстегнули пуговицу и развязали ленту на спинке ее платья, потом проникли внутрь и распустили завязки нижней рубашки. Затем он стянул вниз сразу и рубашку, и платье и коснулся ладонями ее обнаженных грудей.
У нее перехватило дыхание; от прикосновения его твердых ладоней по всему ее телу словно пробежала струйка огня. Несколько недель каждодневных дразнящих поцелуев и чувственных игр сделали се более восприимчивой к любовным ласкам и заложили основу той бурс страсти, которая бушевала в ней псе сильнее.
Желая осязать его обнаженную плоть, она вытащила его рубашку из бриджей и приподняла тонкий батист. Ее пальцы легко прошлись по темным волосам на его груди. Когда она коснулась соска, ее осенило: Клер подняла его рубашку, потом нагнулась и поцеловала мягкий бугорок, который тут же затвердел от прикосновения ее языка.
Он шумно втянул в себя воздух, голова его откинулась па-зад, и Клер увидела, как неистово бьется пульс па его горле.
Она слегка прикусила зубами другой сосок.
Никлас сдавленно вскрикнул, затем торопливо стянул через голову рубашку и отшвырнул ее в сторону. Клер увидела, как красноватые отблески огня, пылающего в камине, заплясали на его мускулистом торсе; потом он взял ее за плечи и уложил на спину на ковер.
Вихрь ощущений закружил ее, спутав все мысли. Его поцелуй, требовательный и страстный, его твердые мышцы, прижимающиеся к ее соскам; ощущение покалывания от ворсинок ковра и сухой жар огня в камине… Затем обжигающее прикосновение его жадных губ к ее обнаженной груди. Она судорожно впилась пальцами в его плечи; ей хотелось чувствовать его силу и тепло сразу везде, но больше всего — в глубине своего тела, где все ныло от нарастающего желания.
Он поднял обе ее юбки и начал ласкать внутреннюю часть се бедер; его уверенные руки забирались все выше, пока не коснулись влажных складок ее потаенной плоти, и она вскрикнула от невероятного наслаждения, пронизавшего ее, как молния, наподобие той, которая расколола небо.
Ее тело словно зажило своей собственной жизнью, оно само собой извивалось и терлось о его руку. Когда он вдруг остановился, Клер едва не заплакала. По полу со стуком запрыгала пуговица, которую он оторвал в нетерпении, расстегивая бриджи.
Никлас лег на нее, и Клер напряглась, ожидая боли и готовясь вытерпеть ее так, чтобы он ничего не заметил. Однако па сей раз боли не было, только мимолетное неудобство, а потом он быстро и мощно вошел в нее, заполнив не только ее тело, но и пустоту в се сердце.
