Кристина Додд - Наперекор всем
– Большего этот болван не заслуживает, – согласился Арт.
Гриффит решительно подошел к Мэриан и сжал ее запястье. Словно кандалами, только еще сильнее, теплее и гораздо более… неизмеримо более чувственно.
– Присмотрите за парнем. Мы с леди Мэриан собираемся на прогулку верхом.
– Верхом?! – Арт, не в силах поверить услышанному и хорошо понимая, чего хотят оба, повел рукой: – Да тут полно спален…
– Верхом, – процедил Гриффит.
– Он хочет сказать, что не желает, чтобы леди Мэриан преследовали воспоминания, – подтолкнул локтем Арта Долан.
– Но это глупо, – запротестовал тот. – Куда они поедут?
Громко смеясь, Долан заметил:
– Куда угодно! Сколько времени прошло с тех пор, как ты был в отчаянной спешке?
Но Гриффит и Мэриан, не дожидаясь ответа, выбежали: Гриффит – потому что в самом деле был в отчаянной спешке, Мэриан – потому что он тащил ее за собой, так что она неумолимо волочилась сзади, как плуг за быком. Они вышли через главную дверь, и Мэриан, словно сквозь дымку, увидела наемников, связанных попарно, словно свиньи, готовые для отправки на ярмарку, улыбавшихся слуг, усталых собак и нескольких перевязанных солдат.
– Гриффит, не стоит ли нам?..
– Нет.
– Но мои люди…
– С ними все будет в порядке.
– Ты бессердечен.
Остановившись так быстро, что Мэриан налетела на него, Гриффит сжал ее в объятиях и начал целовать. Целовать до тех пор, пока Мэриан не забыла про своих людей и свой долг. Забыла про войну, скорбь и позор. И, когда Гриффит отстранил ее, Мэриан смутно услыхала приветственные крики, но так и не смогла сообразить, какое отношение они имеют к ней. Только его слова несли смысл:
– Я не бессердечен. Пойдем со мной, моя дама, и я докажу тебе.
– Мы можем взять мою лошадь.
Гриффит улыбнулся той улыбкой, которая обворожила ее во время первой встречи. Золотистые глаза сияли, радуясь, согревая, и вскоре Мэриан обнаружила, что сидит впереди Гриффита, без седла, на своей лошади, хотя не совсем понимает, что происходит. Немного опомнившись, Мэриан спросила:
– Куда мы едем?
– К Северну, туда, где я слыхал, как перекликаются феи. – Рука Гриффита сжала ее талию. – Я женился на тебе по законам Святой Церкви и теперь призываю чары маленького народца, чтобы они связали нас навсегда.
– Тебе для этого не нужно волшебство.
– Тогда что же?
Положив голову ему на плечо, Мэриан прошептала:
– Только люби меня.
В глазах ярко блеснула молния нетерпеливого раздражения, и он вздохнул:
– Клянусь всеми святыми, женщина! Но ради чего же все это было?
Ради чего?
Холодный озноб прошел по спине Мэриан. Все произошло из-за ее безумных устремлений, и никакой нежный разговор о жгучей страсти не мог этого изменить. Мэриан не хотела, не желала, чтобы это тепло, эта близость ускользнули, но ничего не могла поделать. Она медленно отстранилась от мужа. Гриффит пытался притянуть ее к себе, но Мэриан сопротивлялась.
– Если бы ты знал правду обо мне, не захотел бы и пальцем прикоснуться.
Она почувствовала, как напрягся Гриффит, как тут же разжал руки.
– Сомневаюсь.
– Ты был прав. Я хотела трона для себя и Лайонела.
– Знаю.
– Я не его настоящая мать, но его настоящая мать никогда бы…
– Ты слишком строго судишь себя, – перебил Гриффит.
– Не слишком, – пробормотала она, вытирая глаза.
– Моя мать говорит, что единственная мать, которая делает то, что правильно и необходимо, – это женщина без ребенка.
Гриффит хотел, чтобы жена улыбнулась, и она улыбнулась, но так жалко, что сердце Гриффита перевернулось. Уголки рта Мэриан дрожали, и ей пришлось облизать губы, прежде чем выговорить:
– Но мой отец почти никогда не делал то, что правильно и необходимо.
– Может, пытался поступать как лучше, – предположил Гриффит. – Или просто не знал ничего другого.
Вспомнив собственные планы для Лайонела, Мэриан согласилась:
– Вероятно, так поступают все.
– Эти люди, которые жили с твоим отцом… Я входил как раз тогда, когда они выходили.
Мэриан хрипло рассмеялась, гадая, что подумал Гриффит об исчезновении богатств Уэнтхейвена.
– Говорят, граф упал с башни.
– Да. – Мэриан вцепилась в гриву лошади. – Он пытался убить меня и обнаружил, что не может. – Сжав в кулаке жесткие волосы, она добавила: – Но Сесили смогла.
Гриффит лишился дара речи и только спустя долгое время смог пролепетать:
– Сесили… хочешь сказать… Сесили…
– Такая же большая дура, как и я. – Мэриан разгладила гриву, припоминая искреннюю скорбь Сесили над мертвым телом Уэнтхейвена. – Но она носит моего сводного брата, очень растолстела и несчастна.
– А после рождения ребенка?
– Думаю, снова начнет плести интриги.
Остановившись на обрывистом берегу реки, Гриффит долго смотрел на вьющуюся голубую ленту воды. Именно здесь он, казалось, нашел решение трудной задачи, поскольку спрыгнул с лошади и поднял к ней лукавое лицо.
– Не хочешь отдать ее Долану?
Мэриан оперлась о плечи мужа и недоуменно уставилась на него.
– Долану? – медленно повторила она.
– Именно Долану! – ухмыльнулся Гриффит.
Видение коварного старого морехода и изящной, претенциозной Сесили как живое встало перед ее глазами, и Мэриан неудержимо рассмеялась:
– Кого же мы наказываем?
Гриффит, ухмыляясь, привлек ее к себе.
– Они заслуживают друг друга.
Но под ее взглядом его улыбка постепенно таяла. Смущение и печаль вытеснили радость, и, прежде чем заговорить, Гриффит судорожно сглотнул.
– Не только ты оказалась дурочкой.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты была права. Генрих действительно желал зла Лайонелу. – Он хотел ее так сильно, что почти ощущал вкус желания на языке, но не мог позволить Мэриан винить во всем себя, поскольку сам был во многом не прав. Но страдал от жгучего желания, когда отстранил ее, страдал от желания овладеть ею и любить вечно. Страдание породило гнев и раздражение. – Черт возьми! Как это Генриху удалось меня одурачить?
– Ты – мужчина. – Мэриан пожала плечами, словно это все объясняло. – Мужчины, подобные тебе, заботятся лишь о чести и справедливости и никогда не думают о чувствах. Генрих старался быть добрым и справедливым к Лайонелу, пока не увидел его. И потом, глядя в это юное лицо, не мог не видеть Ричарда Третьего.
– Это правда, – согласился Гриффит.
– Не короля Ричарда Третьего, которого победил Генрих, который сражался и умер за свою корону. Этого Ричарда Генрих был способен понять и даже простить. Нет, глядя на Лайонела, он видел Ричарда, обесчестившего его жену, а этого Генрих перенести не смог.
