Элизабет Чедвик - Алый лев
Иоанн повернулся, встал перед Пандульфом на колени и протянул к нему сложенные руки. Пандульф взял его руки в свои, наклонился и поцеловал его в знак того, что отпускает его с миром, так, как обращается господин к вассалу. По толпе наблюдавших за этим лордов пробежал гул облегчения, подобный тому, когда ослабляют наконец долго стягивавший живот пояс. Однако были и те, кто смотрел на происходящее со злостью и тревогой. Не все хотели такого исхода.
Вилли глядел на это, пока мог, а потом, развернувшись и задев отца плечом, ушел.
Некоторое время спустя Вилли стоял на вершине высокой скалы за замком, смотрел на море, пенившееся у берега далеко внизу, и размышлял о случившемся. Он знал, что должен быть рад тому, что французы не нападут, но в душе у него бушевали другие чувства.
Ветер почти сбивал его с ног. Вилли подумывал о том, чтобы подойти ближе к краю. Но по склону со стороны замка карабкалась какая-то фигура, и Вилли поморщился, когда понял, что это Жан Дэрли.
Жан, тяжело дыша, какое-то время молчал, стоя с ним рядом, держась одной рукой за бок.
— Это он тебя послал? — требовательно спросил Вилли.
Жан отрицательно покачал головой:
— Если бы он знал, что я здесь, он бы напустился на меня. Может, он был бы прав, но я хочу кое-что вам сказать, а займет это немного времени.
Вилли смял носком сапога головку розового клевера.
— Тогда говори, и покончим с этим. Ты все равно не сможешь меня ни в чем переубедить.
Жан взглянул на море.
— Я знаю вашего отца с тех пор, как он взял меня к себе на службу подростком и сделал рыцарем. Он стал мне как отец. Я очень его люблю, и именно поэтому я принимаю то, что он поклялся в верности Иоанну. Пока не отлетел его последний вздох, он сделает все, что в его силах, чтобы удержать его на троне. Его ничто не остановит, даже его сыновья.
— Не будь так в этом уверен, — сказал Вилли с угрозой.
— Надеюсь, вы тоже его любите, — ответил Жан с тихой злостью в голосе.
У Вилли ком подступил к горлу.
— А ты всегда бьешь ниже пояса? — огрызнулся он.
— Никогда, — Жан покачал головой. — Я всегда целюсь в сердце.
Глава 32
Кавершам, Беркшир, весна 1214 года
— Что ты о ней думаешь, мама? — спросила Махельт, понизив голос, чтобы ее не было слышно за окном, перед которым они с матерью сидели, вышивая плат для алтаря Кавершамской часовни.
Изабель положила два аккуратных стежка и взглянула в окно на свою будущую невестку, кормившую коня Вилли маленькими кусочками хлеба с ладони. Алаис де Бетюн прибыла два дня назад на закате, в самый разгар бури. Девушка была очень напугана и измотана поездкой. Изабель предложила ей утешение, нежность и теплую постель. Алаис отказалась от первого, приняла последнее и проспала большую часть дня.
— Рано судить. Ты с ней ехала. У тебя было больше возможностей узнать ее получше, — Изабель взглянула на свою дочь. Махельт и Хью взяли на себя ответственность привезти Алаис из восточного Холдернесса в ее новый дом. Махельт хотела повидать своих родителей, пока они находились в менее отдаленном и более безопасном месте, чем границы Южного Уэльса, куда они должны были вскоре вернуться.
— Она очень мало рассказывает о себе, — ответила Махельт, тоже выглядывая из окна и рассматривая Алаис де Бетюн.
— Может, она стесняется?
— Я бы сказала, она сдержанная… и ей еще расти и расти.
Изабель улыбнулась. Махельт было двадцать лет. У нее было двое детей, четырехлетний Роджер и Хью, которому в Михайлов день должно было исполниться два. Конечно, сама Махельт очень повзрослела. Она больше не была той только что вышедшей замуж девочкой-невестой, которая махала им на прощание у ворот Фремлингема, когда они уезжали в Ирландию. Она была зрелой женщиной, женой и матерью, уверенной в себе и полноправной хозяйкой дома.
Махельт задумалась.
— Она мало говорила во время путешествия, но это, наверное, потому, что она нас не знает, и еще ее мать недавно умерла…
— И отец всего год назад. Ей в последнее время пришлось несладко.
Махельт разложила шитье у себя на коленях.
— Алаис сказала мне, что рада, что ее отец умер.
— Что ж, это не назовешь сдержанностью. И почему же она такое сказала о своем отце?
— Не знаю. Она упомянула об этом, когда я выразила ей свои соболезнования по поводу того, как тяжело, наверное, в такой короткий срок потерять обоих родителей. Но больше ничего из нее выудить не удалось.
— Должно быть, у нее есть для этого причины.
— Ее нелегко разговорить. О матери она вообще ничего не сказала. Не думаю, что они были очень близки.
Изабель продолжала смотреть на свою будущую невестку в печальном молчании. К девушке присоединился Вилли. На его одетой в перчатку руке сидел ястреб-тетеревятник. Когда Алаис обернулась и перевела взгляд с коня на него, Изабель показалось, что над ними засияло солнце.
Махельт хихикнула:
— Может, стоит поторопиться со свадьбой, мама. Ты же не хочешь, чтобы следующий наследник Пемброука был незаконнорожденным.
Изабель хлопнула дочь по колену.
— Стыдись, что за мысли! Я уверена, что Алаис останется девственницей до свадьбы.
— Но, может, будет немного менее невинной, чем сейчас…
— Что только к лучшему. И не говори мне, что вы с Хью легли в постель безо всякого флирта.
Махельт покраснела.
— Мы следовали твоему пожеланию подождать, пока я созрею, — ответила она. — Но это не помешало Хью ощупывать плод, чтобы понять, не созрел ли он и нельзя ли его уже надкусить, — она многозначительно взглянула на мать большими темными глазами. — Но в конце концов, я думаю, это плод его надкусил.
Изабель не удержалась от смеха: Махельт была неподражаема.
— Боюсь, ты слышала слишком много болтовни Элизабет Авенел, когда была ребенком, — сказала она.
Махельт яростно замотала головой:
— Вовсе нет. Я училась, глядя на вас с отцом. Я помню, как часто полог на постели был опущен, когда он бывал дома… — ее игривый взгляд посерьезнел. — Это было хорошо, потому что я понимала, что, если меня отдать правильному человеку, у меня может быть такая же хорошая жизнь.
— А Хью — правильный человек?
Махельт взглянула на своего младшего сына, спавшего на стеганом одеяльце; он раскидал ручки в стороны, его личико раскраснелось.
— Да, — ответила она с нежной улыбкой. — Мой отец не мог бы найти человека лучше, — ее взгляд потеплел, она развеселилась: — Вскоре после того, как мы поженились, Трипс сжевал новые парадные туфли Хью.
— О Боже мой, — улыбнулась Изабель. Ее зять был привлекательным молодым человеком, которому нравилось хорошо одеваться. Он не был пустым, надменным франтом, но знал цену красивой внешности и при каждом подходящем случае любил разыгрывать из себя павлина.
