Мари Кордоньер - Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты
Только очень внимательный наблюдатель мог заметить, как окаменели его мускулы, а на шее начала пульсировать жилка, выдавая его раздражение. Коннетабль при всех его способностях был прежде всего солдатом, а не следователем. На него безмятежность арестанта действовала как красная тряпка на быка.
— Вы узнаете почерк вашей супруги? — осведомился полководец.
— Конечно. Мне и содержание известно, — твердо ответил граф. — Я сам это продиктовал. Жена была в этом деле не более чем исполнителем: просто рукой, которая держит перо. Вы должны признать, что она это делает с неподражаемым мастерством. Но не возлагайте на нее ответственности за содержание этих строк. Когда же это женщина была способна выражать разумные мысли? Если, конечно, исключить Ее Величество и герцогиню де Валентинуа…
Монморанси вскочил, а незнакомец опустил веки.
— Вы хотите заявить, что…
— Моя супруга не понимает решительно ничего во всех этих интригах. Вы слишком высоко оцениваете ее способности! И делаете ей слишком много чести, думая, что она способна разбираться в политических тонкостях. Освободите ее, а я готов представить полное признание.
— Вы хотите… — Коннетабль замолчал, хотя Шартьер не перебивал его речь.
Оба смерили друг друга взглядом. Лицо старого солдата выдавало полную ошеломленность, а молодой граф выглядел так, словно его классические черты были высечены из мрамора. Ни одно движение не выдавало его действительных ощущений и мыслей.
— Я буду давать показания, как только увижу, что Ее Величество королева Катарина берет мою жену под свою опеку! — холодно добавил он. — Если вы сомневаетесь в моих поступках, то вспомните, что я уже много лет тщетно дожидаюсь компенсации за потери владений Шартьер. Урбино — герцогство богатое, и если бы Пьеро Строцци получил его в личное пользование, то я бы имел — через мою прелестную супругу — массу преимуществ. Господин Строцци очень к ней расположен!
— Вы что, с ума сошли, молодой человек? Шартьер — предатель?! В это я не поверю ни за что и никогда! — негодующе вспылил Монморанси. — Вы хотите пожертвовать собой ради женщины, которую навязал вам король, чтобы замять скандал? Ради дочери торговца?
— Вы говорите о графине Шартьер, сеньор коннетабль, — поправил его граф ледяным тоном.
Его замечание пронзило его собеседников, как удар шпаги, и щетинистые седые брови незнакомца на момент приподнялись, выражая искреннее удивление. Кажется, его привело в изумление, что граф защищает свою супругу.
— Вы жертвуете своей жизнью ради нее! — констатировал он спокойным, низким голосом, и их взгляды впервые встретились.
— Я поклялся перед алтарем любить ее и заботиться о ней, — ответил Ив де Сен-Тессе с большей теплотой, чем собирался. — Я не могу допустить, чтобы она без вины оказалась между жерновами политики. Она… Впрочем, это уже не важно! Итак, принимаете ли вы мои условия?
Последние слова были обращены к коннетаблю, который взглянул на незнакомца и получил в ответ едва заметный кивок головы.
— Караульные! — По этому властному приказу полководца в комнату вошли двое солдат. — Отведите графа в кабинет рядом с залом аудиенций королевы. Вы отвечаете головой за то, чтобы он не делал попыток к бегству! — И повернувшись к Сен-Тессе: — Следуйте за ними и молитесь Богу, чтобы ваши слова подтвердились. Я при всем желании поверить вам не могу.
Когда графа выводили из комнаты, взгляды его и незнакомца встретились вторично. Граф даже на мгновение задержался, не поняв смысла улыбки, которая так не подходила к этим снежно-синим глазам. Улыбки, которая смутно о чем-то напомнила, исчезла столь быстро, что проскользнувшее воспоминание так и не материализовалось в какой-либо образ.
Что-то подспудное заставило графа при уходе почтительно поклониться не только коннетаблю, но и незнакомцу. После чего граф вышел из комнаты, конвоируемый караульными. Незнакомец ответил легким поклоном. Это было движение, носившее на себе следы неохотно выраженного уважения.
Ив де Сен-Тессе сознавал, что короткий обмен ударами между ним и коннетаблем был всего лишь разведкой перед главным боем. При вторичной схватке граф уже не выкинет из своих расчетов Диану де Пуатье. Если уж она согласилась с тем, что расследование поручили Монморанси, то это могло означать лишь одно: она, несмотря ни на что, еще не совсем забыла о тех дружеских чувствах, которые когда-то питала к очаровательному, пылкому молодому дворянину, без раздумий положившему к ее ногам свое сердце и свое состояние.
Но, сосредоточив все усилия на спасении жены, граф терял в этой игре последние остатки лояльного отношения к нему Дианы. Если не удастся доказать, что заговор против Флёр основан на фальсификации, то граф в конечном счете сложит голову на эшафоте. Но как можно что-то доказать, если нет шансов прибегнуть к помощи друзей, а Монморанси уже сомневается в здравом уме графа? Появится ли хотя бы возможность апеллировать к милости королевы, чтобы та защитила его очаровательную законную супругу?
В этот момент он, кажется, дал бы отрубить себе правую руку хоть за какой-нибудь проблеск надежды.
В первый миг Флёр восприняла визгливый звук открывающегося замка и звон ключей как плод собственной разгоряченной фантазии. Некому было прийти, чтобы освободить ее из этого мрака. Наверное, она видит сон, и если не взять себя в руки, то можно в таком состоянии и с ума сойти. Слишком долгими, слишком мучительными были для нее эти часы пребывания в заточении, в безысходном мраке, в пасти голода, жажды и отчаяния.
Но тут тяжелая деревянная дверь отворилась, и широкая полоса света прорезала мрак камеры. Флёр услышала громкий взволнованный голос:
— Свет! Больше света! Да торопитесь же! Вот варвары! Оставили ее без единого луча света в этой жуткой дыре!
Мадонна, этот голос с твердым итальянским акцентом во французских словах! Флёр знает его! Глухо вскрикнув, она поднялась на ноги и на момент ослепла от внезапной вспышки яркого света, проникшего в самые дальние углы камеры.
От света заболели глаза, и Флёр прикрыла их рукой. Ее шатало. Ноги онемели, и внезапная слабость подкосила ее, так что она вынуждена была опереться о сырую стену.
— Что вам от меня нужно? — хрипло вскрикнула Флёр и отступила подальше от двери.
— Piccolina![10] Донна Флёр! Что они с вами сделали? Идите сюда, крошка моя! Я помогу вам! У вас ужасный вид! Dio![11] Я не верю глазам своим! Обопритесь на меня и пойдемте из этой навозной свалки… Как ужасно, что я только что узнал об этом! Никогда себе не прощу, что мне понадобилось так много времени, чтобы раскрыть этот подлый заговор!
