Филиппа Карр - Подмененная
Он вывел меня из «Зеленой лампы», и мы пошли по улице. По пути он успел сообщить, что я все такая же красавица и даже стала еще прекрасней. Это была привычная для Джерсона болтовня, в которую я не верила. Впрочем, следовало признать, что слушала я его не без удовольствия и, как всегда, разговаривать с ним было легко.
Мы перешли дорогу, и за углом обнаружилась небольшая чайная. Столики здесь были расположены поодаль друг от друга. Посетителей уже обслуживали, хотя их было немного.
— Добрый день, мистер Джерсон. Столик для двоих?
— Только не на самом виду, Марианна.
— Понимаю, сэр.
Она лукаво улыбнулась и пристально, но дружелюбно поглядела на меня. Нам был отведен столик в нише, немного в стороне от остальных.
— Великолепно, — сказал Оливер, — А теперь принеси нам чаю и вашего превосходного ячменного печенья.
Она взглянула на него почти с нежностью, и, я подумала, что он может быть шантажистом или жуликом, но он умеет делать людей счастливыми.
Когда чай был подан, девушка получила от Джерсона ласковую улыбку, и я заметила, что она обслуживает его так, будто это доставляет ей особое удовольствие.
— Расскажите мне теперь, в чем дело, — попросил он.
— Вам известно что-нибудь о Седеете Лэнсдон?
Его губы скривились в улыбке.
— Я знаю, что она наделала переполоху. Это ни для кого не секрет. Бедный мистер Лэнсдон! Нельзя не пожалеть его. Несомненно, он оказался в очень неприятном положении.
— Вы ненавидите его?
Джерсон пожал плечами:
— Он раздражает меня.
— Он сильно пострадал из-за этого.
— Это не принесет ему особого вреда, вот увидите. Он вновь воспрянет.
— Но он потерял шансы стать членом кабинета.
— Что ж, он проигрывал на выборах… из-за своей первой жены, пережил это и вновь оказался на коне.
Все это — неотъемлемая часть жизни, по крайней мере, жизни такого человека, как он. Он падает и вновь встает. Способность подниматься после падения — черта сильных людей.
— Вас, кажется, радуют неприятности мистера Лэнсдона. Я надеялась хотя бы на некоторое сострадание.
— Боюсь, не все так добры, как вы.
— Вам известно что-нибудь об исчезновении Селесты Лэнсдон?
— Почему мне должно быть об этом известно?
— Я видела вас вместе. Вы выходили из «Судьи-вешателя».
— Я вас не видел. А жаль.
— Я знаю, что вы общались с ней.
— Бедная женщина! Лэнсдон очень дурно относился к ней, правда? Он не обращал на нее внимания. Она была несчастна. Нельзя слишком долго испытывать терпение людей. И какой из этого получился скандал!
Особенно если принять во внимание его прошлое. К счастью для себя, он вовремя выбрался из этих дел с клубами.
— Но вы продолжаете ими заниматься.
— Дорогая моя Ребекка, я не собираюсь становиться членом кабинета министров. Я живу своей собственной скромной жизнью и до тех пор, пока не нарушу закон, могу быть совершенно спокоен.
— При условии, что не будете увлекаться мелким шантажом?
На мгновение, он опешил, а я продолжила:
— Случайно я кое-что услышала. Вы предполагали жениться на мне в обмен на какое-то партнерство. Вы помните это?
— Тот, кто подслушивает, не всегда получает полное представление о предмете. Женитьба на вас не была необходимым-условием, но я подумал, что семейные связи с Бенедиктом Лэнсдоном могут иметь особое преимущество, тем более когда речь идет о самой очаровательной из дам, которых мне доводилось встречать.
— Вы расточаете слишком много комплиментов.
— Они искренни. Вы мне очень нравитесь. К тому же у вас сильный характер. Вы способны отправиться даже в ночной клуб… Это не место для молодой дамы.
— Я понимаю. Однако вы должны знать, что Бенедикт страдал и продолжает сильно страдать.
— Да, вероятно, ему нелегко. Но отчего это так вас волнует? Насколько я понимаю, вы к нему испытываете не самые нежные чувства.
— Положение изменилось. Он многое сделал для меня. Я хочу помочь ему, если смогу.
— Многое… для вас?
— Да, он помог мне уладить конфликт «между мной и человеком, за которого я надеюсь выйти замуж.
— И этот счастливчик…
Я сделала нетерпеливое движение, и Джерсон продолжил:
— Я имел в виду, что он самый счастливый человек на земле. Это Патрик Картрайт?
— Да.
— И Лэнсдон совершил подобное чудо? Какая ему польза от этого?
— Никакой. Вы ничего не понимаете. Он не может заставить себя забыть о прошлом… о смерти моей матери. Мы с ним…
— Все это очень трогательно, — сказал Джерсон с оттенком цинизма.
Я поднялась:
— Я вижу, этот разговор бесполезен.
— Но это не так. Послушайте, я и в самом деле хочу, помочь вам.
— Вы говорите серьезно?
— От всего сердца.
— Вы всегда исключительно предупредительны.
Только не знаю, насколько вам можно доверять.
— Поверьте, я готов сделать все, чтобы помочь вам. — Он посмотрел на меня так открыто, что я действительно начала верить ему. — Расскажите мне о Патрике, — попросил он.
К своему удивлению, я выложила ему все о случившемся в Корнуолле, о той роли, которую сыграла Белинда, пытавшаяся перекроить наши жизни и вполне преуспевшая бы, если бы не вмешательство Бенедикта.
— Вот это ребенок! В общем-то, из-за вас она и совершила этот чудовищный поступок.
— У нее, конечно, богатое воображение, но меня поражает то, что она зашла так далеко… пусть даже ради меня.
У меня вдруг мелькнула догадка;
— А не она ли случайно помогла вас раздобыть ключ от запертой комнаты?
Джерсон улыбнулся, но промолчал.
— Конечно она! — воскликнула я. — И почему я раньше не подумала об этом? Она украла ключ у миссис Эмери, не так ли?
Он продолжал молча улыбаться.
— И принесла этот ключ вам. Вы сделали с него дубликат. А потом она вернула ключ в комнату миссис Эмери.
— Звучит правдоподобно, а?
— Как вы могли так поступить! Использовать ребенка для своих махинаций!
— До чего же велика преданность этого; юного существа… Видите ли, мне нужно было взглянуть в те бумаги, удостовериться кое в каких фактах.
— И вы выяснили, что ведутся переговоры по поводу» Дьявольской короны «.
— Вы очень умны. Нет необходимости что-то рассказывать вам, потому что вы уже все знаете. О да, мисс Белинда была готова для меня на все.
— Ее чувства весьма поверхностны, — не без злорадства заметила я. — Сейчас она перенесла их на другого гостя. Это австралиец, который ведает золотым рудником. Своими рассказами об Австралии он полностью вытеснил ваш светлый образ.
— Что ж, наверное, это к лучшему. А Бенедикт, значит, докопался до сути? Зачем?
— Ради того, чтобы видеть меня счастливой.
