Сюзан Ховач - Богатые — такие разные

Нахмурившись от боли, молотком стучавшей в голове, я нетвердой рукой потянулась к столику у кровати. Рот у меня пересох, словно обожженный.

— Алло? — прохрипела я в трубку.

— Мисс Слейд?

Это был не Пол. Эта неожиданность заставила меня забыть про головную боль, и я с прямой спиной села в постели.

— Да, — ответила я, сознавая, что слышала этот тихий голос раньше, но не могла его узнать. — Кто это?

— Добро пожаловать в Нью-Йорк, мисс Слейд, — приветствовал меня незнакомец. Его изысканно вежливое обращение задело какую-то струну в моей памяти, и я узнала, кто это был. — Это Теренс О'Рейли, — прозвучал голос в трубке.

Я была потрясена. В то лето с Полом я так привыкла к двум его непременным помощникам, что все еще помнила каждую черточку их лиц, но если часто болтала с находившимися в дружеских отношениях с Полом его телохранителем Питерсоном, то с О'Рейли вряд ли перекинулась за все время дюжиной слов.

Поначалу я думала — у них одинаковое положение, и только позднее поняла, что название должности «помощник» для О'Рейли чистый эвфемизм. Он никогда не заговаривал о полном объеме своих обязанностей. Все американцы, за исключением Пола, казались мне одинаковыми, и мне потребовалось некоторое время, чтобы уяснить — О'Рейли и Питерсон принадлежат к разным общественным классам. О'Рейли был более образован, речь его была утонченнее и он лучше одевался. Несмотря на ирландскую фамилию, он был прямой противоположностью ирландца, какими их принято изображать на сцене и которых англичане считают смешными, а ирландцев такое представление оскорбляет. Это был один из тех холодных, молчаливых и исключительно добросовестных людей, которые в прошлом веке могли бы наслаждаться тяжелой работой, заточенные в каком-нибудь мрачном северном монастыре.

— Господин О'Рейли! — я была так удивлена, что едва понимала смысл произносимых мною слов. — Какой сюрприз! — запинаясь проговорила я наконец.

— Не сомневаюсь в том, что вы не ожидали моего звонка. Мисс Слейд, на следующей неделе господин Ван Зэйл на два дня уезжает в Бостон, и я был бы в восхищении, если бы вы оказали мне честь пообедать со мной в это время. Я располагаю некоторой информацией, которая могла бы представить для вас интерес.

Как бы я хотела, чтобы в голове у меня было пояснее!

— Что за информация? — осторожно спросила я.

— В своих собственных интересах я на вашей стороне, мисс Слейд, и мне кажется, что, поскольку вы не знакомы в Америке больше ни с кем, вам стоило бы откликнуться на предложение некоторой поддержки и симпатии. Уверяю вас, в моем предложении пообедать вместе нет ничего таинственного, хотя из соображений, о которых расскажу при встрече, я просил бы вас ничего не говорить об этом господину Ван Зэйлу. Могу я заехать за вами в четверг, в семь часов?

Мое любопытство взяло верх над сомнениям.

— Хорошо, — отвечала я. — Это будет очень мило. Благодарю вас.

Лишь спустя полчаса после того, как я покончила со второй чашкой кофе, я стала спрашивать себя, что же, собственно, происходит.

О'Рейли был примерно одного роста с Полом, но в его движениях не было изящества Ван Зэйла. У него были довольно темные волосы, редевшие на макушке, но густые спереди, и глаза с каким-то своеобразным ледяным зеленым оттенком.

Об его возрасте догадаться было трудно, но мне казалось, что ему порядочно за тридцать. Как и у многих американцев, у него были превосходные зубы, очень белые и ровные, а когда он улыбался, упругие мускулы его лица расслаблялись настолько, что делали его привлекательным. Я удивлялась, почему никогда раньше не замечала его привлекательности, но наконец поняла, что никогда не видела на его лице улыбки.

Даже в свободные от работы часы он бывал безупречно педантичен. Мы вышли из «Плазы» к ожидавшему такси, и он твердым голосом сказал шоферу:

— Вилидж, пожалуйста. Ресторан «Томпсон энд Бликер».

Он придержал для меня дверцу, и в следующий момент машина помчалась по Пятой авеню мимо магазинных витрин, которые казались мне к тому времени уже старыми друзьями.

Это был мой последний вечер в «Плазе». Мы с Эланом и Мэри должны были переехать в двухкомнатную квартиру пансиона гостиничного типа и заранее радовались независимости, которую нам сулила тамошняя кухня. Единственный недостаток — квартира находилась на десятом этаже. Но я решила, что преодолею свой страх перед лифтами.

— Как вы обживаетесь в Нью-Йорке, мисс Слейд?

— Очень хорошо, спасибо. Господин Мейерс подыскал нам очень милую квартиру…

Уже почти неделя прошла, как я приехала в Нью-Йорк. Мне недоставало английских газет и английских голосов по радио и, разумеется, ритуального послеобеденного чая. Недоставало извивавшихся лондонских улиц, тихих парков и георгианской изысканности Мейфейра. А больше всего норфолкского неба, широкой водной глади и зарослей камыша, за которыми виднелись неумолкавшие водяные мельницы, каменных стен и неподстриженных лужаек моего дома.

— А как вам нравится Нью-Йорк, мисс Слейд?

— О! Очень нравится! Мне нравятся музей Метрополитен и Вулворт-билдинг, отдел готового платья у Бергдорфа Гудмана, превосходные пломбиры у Шраффта, кафе Элис Фут Макдуглас и эти водопады на крыше Билтмора, и бесконечные авеню, и надземные железные дороги, и огни Бродвея… Все это так ново и впечатляюще! Я пыталась уговорить Пола отвезти меня в какой-нибудь кабачок, но он не захотел.

— Я бы тоже не посоветовал! Существуют разные кабаки, где нелегально продают крепкие напитки, и кроме того, людям с положением господина Ван Зэйла не пристало заглядывать туда, чтобы выпить чего-нибудь покрепче. У него есть привилегии иметь все в достатке в любом другом месте… Вы еще не были в Вилидже? Нет? Хорошо, я думаю, мы пообедаем у Моури, а потом отправимся к Барни — это самый большой и фешенебельный ночной клуб в городе, то и другое в Вилидже, в стороне от обычного маршрута господина Ван Зэйла. Он любит рестораны в центральной части города и достаточно стар, чтобы не считать Вилидж неприятным районом…

Я виделась с Полом ежедневно, хотя иногда он бывал настолько занят, что забегал всего на несколько минут. Однако он сводил меня в театр на «Прошлое» Поумерлоя — очень забавную комедию о девушке с внебрачным ребенком, а на следующей неделе мы собирались пойти на высоко оцененную новую постановку «Иоланты» в Плимуте. Метрополитен Опера была закрыта на летний период, но он и так вряд ли повел бы меня туда, опасаясь, что это может вызвать нежелательные разговоры, да кроме того я и не разделяла его страсть к опере. Меня больше интересовало, как бы научиться танцевать новейшее танго, но Пол питал отвращение к современным танцам и продолжал реагировать на слово «чарльстон», так, будто речь шла просто о каком-то городке в Южной Каролине. Однако я быстро забывала об этих его предрассудках девятнадцатого века каждый раз, когда мы обедали вместе в интимной обстановке номера в «Плазе», после чего, уже в постели, я снова видела в нем мужчину, которого любила в Мэллингхэме.