Сильвия Холлидей - Рассвет страсти

– Который корчится при одном виде шпаги! Или ты не видела?

– Да разве только так можно увидеть храбрость?! – Аллегра возмущенно топнула ногой. Он издал какой-то странный лающий хохот:

– Нет, если ты владеешь шпагой. А если нет… Ах, как этого не хватает… – И он снова обернулся к бутылке: – По крайней мере с джином чувство обиды притупляется.

Аллегра вырвала у него бутылку и бросила в камин. Жидкость мгновенно воспламенилась, осветив комнату ярким дьявольским светом.

– В джине может быть только фальшивая храбрость! – кричала она. – И фальшивое мужество!

– Черт побери! – Пылая яростью, Грей дернул ее к себе. – Тебе понадобился мужик? В этом все дело? Ну, сейчас ты его получишь! – Он стал целовать Аллегру грубо, до боли.

Она еле слышно застонала. Грей сейчас овладеет ею – хочет она того или нет. Это написано у него на лице. И Аллегра содрогнулась от отвращения. И от страха за свою беспомощность.

– Не надо, отпусти меня, – взмолилась она. Попытки вырваться ни к чему не привели. Грей уже опрокинул ее на спину прямо на полу. Халат распахнулся, и он располосовал кружевную ночную рубашку одним неистовым рывком. При виде обнаженной груди желание вспыхнуло в нем с новой силой, и он принялся целовать соски. Аллегра корчилась под этими жестокими ласками.

Когда Грей снова стал целовать ее шею и губы, она перестала сопротивляться. Этим его распалишь еще сильнее. И Аллегра зажмурилась, подавляя тошноту, чувствуя, как горят глаза от непролитых слез.

Но вот Грей застонал, и она подняла веки. Оказывается, ее щеки были влажными от слез, и оба только сейчас это заметили. Ридли резко отвернулся. Скорчился в немыслимый болезненный комок и обхватил голову руками. Широкие плечи сотрясались от рыданий.

– Ох, Аллегра! Когда же это кончится?!

Она в тот же миг оказалась рядом и прижала к себе его голову:

– Грей, мой любимый. Мой милый, мой хороший Грей! Ты и так сделал для Чарли все, что нужно. А теперь отвези меня домой, в Бэньярд-Холл. Зачем еще оставаться здесь, где всякие свиньи, вроде этого Баттерби, будут над тобой издеваться? Поедем домой!

– И как ты прикажешь мне это сделать? – Он поднял голову, и его затравленный взгляд пронзил ее сердце болью. – Как в прошлый раз, уползти, словно побитый пес? И снова топить свою трусость в джине? Нет, я должен остаться! – Грей перевел дыхание и смахнул слезы рукавом. – Я все еще надеюсь, что вот в следующий раз… Ведь этому нет никакого объяснения! Я прошел через десятки боев! Кровавых кампаний, в которых многие теряли от ужаса рассудок и бежали с поля боя. А мне все было нипочем. Я не знал страха. Зато теперь… Господи Иисусе! Ты хоть представляешь, на что это похоже? Кровь стынет в жилах, и этот холод пронизывает до костей. В ушах гудит, внутри все переворачивается от ужаса… Как будто передо мной разверзается собственная могила. А мои пальцы, мои руки… они как кисель, они бессильны… – Он застонал и прижался к ней еще крепче. – Аллегра, ну как это понять, как объяснить?! Где найти ключ, чтобы скинуть эти кандалы?!

– Но ведь сегодня тебе хватило отваги драться с Баттерби. И что бы ни болтал этот паскудник, ты бы не боялся, если бы дрался простой палкой!

– Знаю. Палкой. Тростью. Но стоит мне взять в руку шпагу, стоит почувствовать холодную острую сталь, я снова вижу лицо Осборна, искаженное гримасой смерти! Я слышу, как кричит Руфь, проклиная меня. – Он язвительно расхохотался. – Удивительно, с какой легкостью этот милый голосок поднимался тогда до визга.

– Может быть, ты просто жалеешь, что убил его?

– Это Осборна? Вот уж ни капли не жалею. Он был чванливым, никчемным типом. И я ни минуты не сомневался, что он затеял ссору нарочно.

– Но верно и то, что ты не собирался непременно его убивать?

– Верно. Он и фехтовальщик-то был никудышный. Я решил, что обезоружу его – и дело с концом. Но прошел дождь, он поскользнулся на влажной траве и налетел на мою шпагу прежде, чем я успел ее убрать.

– Так почему ты постоянно об этом думаешь? И связываешь это с Руфью?

– Потому что до сих пор чувствую свою вину. За ее горе. За ее смерть.

– Пойми же ты раз и навсегда, Грей Ридли, это не ты ее убил! Может, хватит терзать себя, обвиняя в том, чего не было?

– Если бы я знал. – Он сжал виски с горестной гримасой. И только теперь заметил, в каком состоянии ее одежда. – Я ведь и тебя терзаю своими выходками. Прости меня! Прости чудовище, которое взяла себе в мужья!

– О мой любимый, мой дорогой! – промолвила она, поднимаясь и простирая к нему руки. – Пойдем. – И Аллегра повела его, совершенно покорного, к кровати, и помогла раздеться, чувствуя удивительную, материнскую нежность. У этого сильного, храброго мужчины душа была изранена настолько, что он не смог бы обойтись без ее поддержки. Удивительно, но это было так.

Торопливо скинув одежду, она поспешила улечься рядом. Горячая, трепетная, жаждущая его объятий. Готовая разделить с ним страсть, готовая стать тем сосудом, что примет в себя всю его боль и муку, чтобы даровать своему любимому душевный покой.

Их соитие было нежным и неторопливым: каждому хотелось подарить как можно больше ласки и любви, наслаждаясь тем, что ему верят и понимают. Когда все было кончено, оба затихли, полностью поглощенные миром своих чувств.

Но вот Аллегра нетерпеливо поежилась: некая мысль не давала ей покоя.

– Послушай, может, ты задержался в Лондоне… и подвергаешься нападкам таких, как Баттерби, потому что опасаешься моего презрения? Но я не хочу, чтобы ты так терзался из-за меня. Что бы ни случилось – я тебя не разлюблю!

– Нет, – возразил Грей, приподнявшись на локте и целуя ее, – я делаю это для себя. И для своей чести. – Он поцеловал ее мягкий живот и добавил: – И на благо нашего ребенка.

– Я не забыл сообщить, что нынче вечером вы неотразимы, леди Ридли?

– Благодарю, лорд Ридли, – пропела Аллегра, приподняла подол розового атласного туалета и грациозно поклонилась. – Мой супруг не жалеет денег на наряды.

– Ваш супруг с превеликим удовольствием скинул бы с вас все наряды до последней нитки и оставил бы голой в своих объятиях, – промурлыкал Грей, лукаво улыбаясь и целуя тонкие пальчики.

Она игриво повела плечиком:

– Мой супруг – совершенно ненормальный, сэр.

– О да, – подхватил Грей с самой плотоядной улыбкой, на какую только был способен. – И мысли у него ненормальные. Но увы! Придется ему ждать и страдать, пока не наступит его час. – И он еще раз поцеловал Аллегре руку. – И это правда, любовь моя, ты сегодня неотразима. Его величество со мной согласен.

– Откуда ты знаешь? – к удивлению и радости Аллегры, на бал у графа Барлингтона неожиданно явился сам король Георг. Настоящий солдат, равнодушный к моде, он был в простом, гладко уложенном парике, строгом смокинге и бриджах табачного цвета. Единственным украшением была ярко-голубая орденская лента через плечо.