Вирджиния Хенли - Сокол и цветок
У одной из стен стоял большой походный сундук с его доспехами, всегда начищенными и отполированными. Джезмин провела рукой по крышке из темного дерева. Этот сундук повсюду путешествовал с хозяином!
Даже изношенные петли были тщательно начищены. Сам воздух, казалось, был насыщен мужественностью этого необыкновенного человека. Все здесь было непривычно большим, под стать хозяину – кресла с мягкими подушками, стол, в котором были заперты карты, книги и перья. Открыв гардероб в поисках ключа, Джезмин едва не вскрикнула – в ноздри ударила знакомая смесь запахов кожи, сандалового дерева и дикого зверя-самца. Она покраснела. Именно этот аромат оставался на ее коже после любовных игр Фолкона.
Джезмин погладила тонкие батистовые рубашки, казавшиеся слишком изящными для этого мускулистого закаленного тела, дотронулась до кожаных курток и стальных кольчуг – эти больше подходили для его грубой силы; проверила карманы дублетов, на случай, если хозяин спрятал ключи туда, заметив, что они ничем не были подбиты, – наверное, и без того едва налезали на плечиши де Берга.
Не найдя ключей, Джезмин вернулась к столу, взяла зловеще выглядевший кинжал и попыталась сломать замок. Она так увлеклась, что опомнилась, лишь услыхав скрип двери. Джезмин быстро отпрянула, чувствуя себя пойманным воришкой. Неловко сжимая кинжал, она ждала, когда Фолкон даст волю гневу, но зеленые глаза загорелись радостью.
– Джезмин...– Ее имя прозвучало лаской в его устах, взгляд жег пламенем. Де Берг, казалось, не мог насмотреться на прелестное видение в бледно-розовом платье с серебряными лентами. Он подошел совсем близко, осторожно, двумя пальцами поднял светлую прядь, тихо выдохнув:
– Как ты прекрасна!
– Я полна тобой, – ответила Джезмин, откидывая голову так, чтобы выдернуть локон из жадных пальцев.
Фолкон вновь оглядел ее с головы до ног.
– Ты уверена, любимая? Выглядишь такой стройной и худенькой!
Длинные ресницы опустились на щеки. Муж стоял совсем рядом, и эта близость просто ошеломляла. Джезмин затрясло как в ознобе.
– Уверена, – с трудом выговорила она шепотом. Фолкон сжал ее руку большой теплой ладонью и тихо сказал:
– Ты еще не дала мне возможности сказать, какое подарила счастье! – И, взяв ее за подбородок, попросил:– Взгляни на меня, Джезмин.– Она молча подняла глаза. Фолкон нежно улыбался.– Почему ты дрожишь? Ведь кинжал у тебя, – пошутил он.
– Ты играешь со мной, – обвинила Джезмин, изнемогая от предвкушения неизбежного.
При этих двусмысленных словах безумное желание мгновенным огнем охватило Фолкона, с губ сорвался стон, больше похожий на рычание.
– Я играл бы с тобой день и ночь, Джезмин, только позволь...
– Зверь! – прошипела она.– Предпочитаю побои и любые пытки твоей постели!
Фолкон поморщился, недоуменно поднял брови.
– С чего мне тебя наказывать?
– За то, что я хотела открыть твою тайну и найти магические книги. Твоя сила гораздо больше моей, и мне нужно ее перенять, – вызывающе бросила она.
Фолкон весело рассмеялся и, вынув из кармана ключ, открыл стол. Разложив книги, он смущенно улыбнулся.
– Я читаю Вергилия и повествования Гомера о подвигах великих героев. Теперь ты знаешь мои секреты – я глупый романтик, и сказки о прекрасных дамах всегда кружили мне голову и воспламеняли кровь. Неудивительно, что ты украла мое сердце!
Поняв, как сильно он хочет ее, Джезмин в панике отступила, но Фолкон успел сжать ее плечи. Изумрудные глаза потемнели от желания, губы чуть приоткрылись, готовые завладеть ее ртом, напряженное мужское естество уперлось ей в живот.
– Ты не должен... я ношу ребенка, – запротестовала она.
– Я буду нежен с тобой, – мягко пообещал он, опуская голову, чтобы изведать вкус розовых губ.
– Нежен! – вскрикнула она, пылая гневом, своим последним оружием.– Животное! Ты не знаешь значения этого слова! Взгляни на эту комнату! Все здесь слишком большое, твердое, грубое! Твоя возбужденная похоть не знает границ, ты похож на разъяренного жеребца! Слишком силен, слишком могуч... Я не могу запретить тебе взять меня силой!
Глаза де Берга чуть заметно сузились.
– Во всяком случае, ты стараешься, как можешь. Кого ты на самом деле боишься, Джезмин, меня или себя?
– Что ты имеешь в виду? – вскинулась она.
– Боишься, что, если позволишь любить себя понастоящему, тебе это может понравиться и захочешь еще? Боишься коснуться запретных неприличных местечек на моем теле, потому что это зажжет в тебе неутолимое голодное пламя? Боишься открыться мне, потому что я могу войти в твою душу, как вхожу в тело? Боишься, что проиграешь в сравнении с другими женщинами, разделявшими мою страсть?
Последняя издевка доконала Джезмин. Ничего не видя от слез, она замахнулась кинжалом.
– Не советовал бы, – спокойно сказал Фолкон и, одним быстрым движением руки обезоружив ее, зацепил ногой за ногу, сделав подсечку.
Они вместе свалились на пол у камина. Фолкон гибко потянулся, напоминая горного льва. На плечах играли мышцы, темные брови чуть поднялись, огромная фигура излучала первобытную силу. Воцарившееся молчание было похоже на зловещую тишину перед боем. Серебристо-золотые волосы Джезмин разметались по волчьей шкуре, напоминая Фолкону, что когда она оставалась обнаженной, эти чудесные локоны были достаточно длинны, чтобы прикрыть ее восхитительные груди.
Его руки немедленно потянулись к серебряным лентам, нетерпеливые пальцы скользнули за вырез платья, погладили шею, теплая ладонь остановилась на спине. И неожиданно Фолкон с силой прижал ее к себе. Требовательный рот накрыл ее губы, Джезмин ощущала, как пульсирует и дрожит поднявшееся копье. Не переставая целовать Джезмин, Фолкон очертил кончиком языка контуры ее губ, посылая сквозь нее удары крохотных молний, зажигавших глубоко внутри бушующий пожар. Ненависть к мужу взыграла с новой силой, но Джезмин с ослепительной ясностью поняла: для того, чтобы чувствовать этот огонь, вовсе не обязательно любить. Он держал ее в плену объятий, пока могучее, возбужденное естество, подрагивая, упиралось в изгиб ее бедра. Потом Фолкон сел на корточки и быстро стянул ее платье через голову. Джезмин протестовала и пыталась сопротивляться, но Фолкон был глух к ее мольбам. Ей почему-то казалось, что, если не снимать сорочку, муж остынет и отпустит ее, но у него, казалось, выросла дюжина рук, а намерение избавить ее от одежды не ослабевало. Когда Джезмин осталась обнаженной, Фолкон сжал широкой ладонью запястья Джезмин, поднял ее руки над головой, жадно оглядывая ослепительно красивое тело. Она лежала на пушистых мехах, словно очаровательный цветок; пламя камина бросало багровые блики на упругую грудь и гладкий живот.
