Сандра Хилл - Преступный викинг

Тогда она гневно повернулась к Селику.

— Рейн, будь благоразумна, — предостерег он ее, видя, что она догадалась.

— Ты не должен был, Селик. Ты не должен был ничего затевать без моего согласия.

— Пойдем, я хочу показать тебе вон тот дом, — сказал он, крепко беря ее за руку и увлекая за собой, чтобы она сгоряча не устроила сцену.

Прямоугольное строение, много меньше, чем дом или сарай, стояло с краю. Селик втолкнул ее внутрь и закрыл дверь.

Рейн осмотрелась. Скамьи. Тюфяки на полу. В углу — высокий стол. На стенах — полки. Острый запах свежего дерева наполнял воздух.

— Селик, ты не можешь держать меня тут вечно. Позволь мне уйти.

— Позволю. Но сначала я хочу показать тебе новую… новое здание.

— Сиротский дом? Мне говорил Убби.

Селик удивился. Он прислонился к дверному косяку и, как ястреб, следил за каждым ее движением.

— Нет. Он слишком мал для сирот. Смотри же!

— Тогда что это? — озадаченно спросила она.

— Больница. Для тебя. — Он смотрел на нее с надеждой в глазах, почти по-детски ожидая одобрения. — Ты как-то сказала, что была бы рада открыть собственную маленькую больницу… Правда, я точно не знал, каким должен быть стол, но решил, что высоты до талии будет достаточно. А на полках можно держать лечебные травы… ну и все остальное…

— Ты спланировал мою свадьбу и мою больницу? Не спросив меня?

Она не могла ничего с собой поделать. Не могла остановить слезы.

— Тебе не нравится, — расстроено проговорил он. — А ладно, не самое лучшее — плакать из-за этого. Сейчас же успокойся. Я только хотел доставить тебе удовольствие.

— Больница чудесная. Это из-за тебя. Ты невозможен.

— Знаю, — сказал он, как человек, не чувствующий за собой никакой вины.

— Селик, ты не должен был делать это тайком.

— Ты же делала.

— Что ты имеешь в виду?

— Сначала ты меня похитила, когда решила, что так для меня лучше. Потом последовала за мной в Винчестер, когда решила, что так для меня лучше. Ты даже превозмогала боль, когда думала, что так для меня лучше.

Последние слова Селик произнес довольно-таки уныло, все еще не избавившись от чувства вины из-за страданий Рейн в Винчестере.

— Ты думаешь, это тебя извиняет? Ты вправду думаешь, что так для меня лучше?

— Да, — сказал он и, скрестив руки на груди, широко улыбнулся.

Рейн покачала головой.

— Ничего подобного в жизни не слышала, — сказала она, смеясь.

— Я тебя люблю, — нежно прошептал он.

Она закрыла глаза, стараясь выбросить из головы образ Селика, говорящего такие чудесные слова. Но не смогла. Тогда она сжала руки в кулаки и зажмурилась.

— Я тебя люблю, — повторил он.

У нее быстро-быстро забилось сердце, и в ушах зазвучало что-то вроде свадебного марша. Тогда она открыла глаза и взмолилась:

— Селик, даже если я все забуду, стоит случиться какой-нибудь несправедливости, и ты опять побежишь мстить. Такой уж ты человек.

Он улыбнулся и с облегчением вздохнул, словно выиграл важную битву.

— Странно, что ты так думаешь. — Он усадил ее за стол и положил перед ней тяжелый пергаментный свиток. — Вот.

Она посмотрела на пергамент с непонятными закорючками.

— Селик, я не умею читать на средневековом английском. Что это?

— Брачный контракт. — Он не обратил внимания на ее тяжелый вздох. — Я прочитаю тебе.

Она с изумлением смотрела на него, и шум у нее в голове усиливался.

— Конечно же, я обещаю любить тебя вечно.

— Конечно.

В голове шумело.

— И я подарю тебе дюжину детей.

— Дюжину? Здесь уже бегает дюжина детей.

— Нет, я имею в виду дюжину твоих детей.

Она насмешливо поглядела на него.

— Сомневаешься в моих способностях?

— Ни в коем случае, — рассмеялась она. — Я сомневаюсь в своих способностях. Ведь их еще надо вырастить.

Он легкомысленно махнул рукой.

— Я тебе помогу.

Рейн насмешливо хмыкнула.

— И еще я обещаю, что каждое утро ты будешь просыпаться с улыбкой на лице.

— Ты возмутителен.

— Знаю. Это одно из моих достоинств.

— Селик, ты умеешь заставить меня улыбаться, даже когда я в таком бешенстве, что готова плеваться.

Он сиял.

— Это другое мое чудесное достоинство. Могу я читать дальше? — спросил он, улыбаясь ей с таким нескрываемым обожанием, что Рейн почувствовала себя счастливой.

— Думаю, тебе понравится эта часть. В ней говорится, что ты можешь колоть меня иголками, если захочешь…

Она засмеялась.

— …И я обещаю не драться и не мстить без разрешения моей жены. Даже если речь будет идти о моих собственных возлюбленных жене и детях.

Рейн в ужасе прижала руку к груди. Она быстро шла ко дну, и Селик был единственным якорем спасения. Внезапно он помрачнел и встал на одно колено.

— Выйдешь за меня замуж, Рейн?

Музыка в ее голове превратилась в полнозвучный оркестр.

— Да, — сказала она, прижимаясь к нему и нежно его целуя.

Сначала Селик был не уверен, что правильно расслышал, и в недоумении уставился на нее. Когда же до него наконец дошло, он восторженно воскликнул:

— Спасибо, Господи!

Пожалуйста.

— О, дорогая, я так старался угодить тебе. Я, правда, хочу измениться, но думал, ты никогда не уступишь. Ведь тебе придется забыть о своем времени.

Можешь сказать это еще раз.

Ночью, после самой чудесной на свете свадьбы, Рейн лежала на своем новом ложе в своем новом доме со своим мужем. Она никогда не думала, что может быть так счастлива.

— Ты уверена, что не пожалеешь о своем времени, дорогая? Не будешь скучать по матери? — спросил Селик, приподнявшись на локте и внимательно вглядываясь в ее лицо.

— Поверь, мама поймет.

— А твоя больница? Когда-нибудь ты можешь пожалеть о том, что оставила в будущем.

Рейн покачала головой. Ее сердце переполнялось любовью к удивительному, красивому, неистовому мужчине, который стал ее мужем. О чем тут думать?

— Я могу делать добрые дела в больнице, которую ты для меня построил. Мы оба можем.

— А я боюсь, что ты когда-нибудь пожалеешь.

— Селик, я люблю тебя. Пока у меня есть ты, мне не о чем жалеть.

— Я тоже люблю тебя, дорогая, — прошептал он, прижимаясь губами к ее шее, потом опускаясь ниже, еще ниже.

Неожиданно он, хихикнув, поднял голову.

— Я забыл показать тебе мой свадебный подарок.

— Селик, ты уже построил дом и больницу. Думаю, этого более чем достаточно.

— Да… Но это другое… только наше. С тех пор как ты была столь милостива, что упомянула про точку «Г», я все хочу и никак не могу показать тебе любимую викингами точку «С».

Для большей убедительности он пощекотал ее в очень чувствительном месте.

— Я не верю, что есть такая точка.