Сьюзен Кэррол - Серебряная ведьма
Он насторожился, отведя взгляд от света, отбрасывавшего дрожащие тени на стенах, и услышал легкие шаги, украдкой спускавшиеся по ступеням. Он приготовился бог знает к чему, когда разглядел прелестную белую ночную сорочку и маленькую босую ножку.
Это был ребенок колдуньи. Волк все еще не допускал мысли, что это мог быть и его ребенок. Он разглядел ее только мельком, когда Кассандра объявила его отцом и быстро увела с кухни. Девочка казалась маленьким диким существом с волшебными зелеными глазами.
Казалось, что она и напугана, и восторгается им. Он удивился, что она отважилась спуститься сюда к нему одна, чтобы успокоить его. Не меньше он удивился тому, как сильно забилось его сердце при ее появлении. Когда она спустилась с лестницы, то на миг замерла, держа свечу в руке. После кромешной мглы он сощурился от непривычного света.
Как только его глаза привыкли к свету, он увидел, что она поставила свечу на грубый деревянный стол. Свет озарил ее серьезное худенькое личико. Но волосы ее не были такими нечесаными, как прежде. Казалось, что она постаралась причесать их и уложить сзади, подвязав розовой ленточкой.
Она подошла ближе, молча уставившись на него своими дикими глазами. И впервые в жизни Мартин, обычно говорливый с любой женщиной, не смог придумать, что сказать этому крошечному существу, которое вполне могло быть его дочерью.
Наконец она взялась за край ночной рубашки и сделала маленький реверанс.
– Добрый… вечер, месье Волк, – произнесла она, запнувшись.
Растерявшись, Мартин ответил:
– Добрый вечер, э-э… мадемуазель Серебряная роза.
Малышка нахмурилась.
– Мое имя Мэг, – сказала она.
– Имя весьма особенное для француженки, если позволите так выразиться.
Она поджала одну ножку, потерев пальцы о лодыжку второй ноги.
– В общем, меня зовут Мегера. Но это ничуть не лучше. Мама говорит, что я названа так в честь мстительной фурии, богини со змеями вместо волос. Не люблю змей, – призналась она.
– Я тоже не очень-то их обожаю, – согласился Мартин.
Его слова вызвали слабую улыбку на ее слишком серьезном для ребенка лице. Она осмелилась подойти ближе.
– Это правда? Вы действительно мой папа?
– Твоя мама это утверждает.
– Но… вы не хотите в это поверить. – Она вздохнула, печально опустив маленькие плечи. – Я не виню вас. Мне тоже трудно поверить.
– Почему? – удивился Мартин.
Она протянула руку и осторожно коснулась рукава его бархатного камзола.
– Потому что вы красивый, а я уродина, тощая и костлявая, а волосы у меня мышиного цвета. Я ушла наверх и пыталась причесаться, хотя бы немного, но все бесполезно.
Мартина невольно растрогало несчастное выражение ее лица.
– Нет, ты совершенно не права. Эта ленточка… очень тебе идет. И волосы у тебя не мышиного цвета, скорее похожи на корицу. А твоя худоба… я сам был костлявый в твоем возрасте, но вырос.
Возможно, было не совсем осмотрительно делать такое сравнение, как-то успокаивать ребенка и обнадеживать, что она его дочь. Но грусть в глазах девочки тронула его сердце. Когда после его слов она слабо улыбнулась, он заметил, что сам улыбается ей в ответ.
– Иногда мне хочется придумать какое-нибудь заклинание, чтобы поскорее вырасти и стать красивее. Но я не люблю магию. Она меня пугает.
Мартин посмотрел на нее с удивлением:
– А я думал, что ты собираешься стать грозной колдуньей и править Францией.
Мэг грустно покачала головой:
– Об этом мечтает мама, а не я. Я не хочу быть Серебряной розой.
– Кем бы ты хотела стать?
Она склонила голову набок:
– Красавицей, которая умеет танцевать и играть на лютне. Но именно теперь мне хочется кому-то принадлежать. Быть их маленькой девочкой.
Она посмотрела на него с такой надеждой, что Мартин сжался, зазвенев цепями.
– Хм, ты кое-кому принадлежишь. Твоей маме.
У ребенка искривилась нижняя губа.
– Нет. Я всего лишь ее Серебряная роза. Ее мечта. Ее тщеславная затея. Я никогда не была просто ребенком для нее.
Она робко взглянула на него из-под ресниц. Замечательно темные и густые, они красиво обрамляли ее зеленые глаза.
– Как долго я мечтала о вас, – произнесла она.
– Неужели?
– Мама не любит, когда я мечтаю наяву. Но я часто думала о том, кто мой папа, и воображала вас прекрасным принцем на красивом белом коне.
– Ну, в общем-то, у меня есть лошадь, – печально произнес Мартин. – Но боюсь, здесь сходство заканчивается. Нехорошо, дитя, мечтать обо мне. Ты только разочаруешься. Ангелы не сильно расщедрились, даровав тебе родителей. Мама ведьма, а я… я не более чем бесполезный искатель приключений. Вряд ли из меня получится хороший отец. – Он потянул свои цепи, показывая ей кандалы. – И, как видишь, мои нынешние возможности вовсе ограничены.
Она осмелилась приблизиться еще. Коснувшись запястья, где кандалы ободрали ему кожу, она чуть не расплакалась.
– Должно быть, вы сильно разозлили маму. Не стоило этого делать, месье.
Мартин вздохнул:
– Прекрасно все понял, дитя. Но очень мило с твоей стороны предупредить меня об этом.
– Когда она по-настоящему сердится, люди просто исчезают. – Девочка проглотила слезы, пытаясь улыбнуться. – Если только я вас не спасу. Я единственная, кто поможет вам убежать. – Она с трудом еще раз проглотила слезы. – Даже если никогда больше не увижу вас.
– Нет, мадемуазель… Мэг… если ты сможешь найти для меня способ выбраться отсюда, я заберу тебя с собой.
Мартин два раза моргнул, удивившись словам, сорвавшимся с его уст. Не успел он увидеть этого ребенка чуть больше часа назад, как уже почувствовал какое-то необъяснимое родство с ней. Может быть, это было лишь одно из его импульсивных стремлений спасти еще одну барышню из беды, хотя и чрезвычайно молоденькую.
От его обещания у нее зарделось лицо, но вскоре снова помрачнело.
– Как бы мне хотелось убежать с вами, но я не могу. Мама никогда не позволит мне. Понимаете…
Она вынула из-под рубашки серебряную цепочку, на которой висел зловеще блеснувший медальон. Мартин с ужасом посмотрел на него, едва веря, что Кассандра Лассель была способна наложить на собственного ребенка это дьявольское бремя.
– Боже мой! – произнес он. – Почему мама дала тебе такой страшный медальон?
Мэг дрожащими пальцами коснулась медальона:
– Мама использует его, чтобы держать связь со мной… а иногда и для наказания, когда я не делаю то, что она мне приказывает.
Несмотря на явный страх перед матерью, Мэг гордо подняла подбородок, и в глазах неожиданно блеснула озорная искра. Она склонилась к Мартину и прошептала:
– Можно рассказать вам большой секрет, месье?