Роберта Джеллис - Дракон и роза
– Но он будет мучиться. Неужели ты думаешь, что я хочу, чтобы даже этот получеловек испытал те страдания, которые чувствую я сам?
Это было признание, которого ждал Пойнингс.
– Что беспокоит тебя, Генрих? Я знаю, что все королевство терзает твою плоть и пьет твою кровь, но в этом нет ничего нового. Мы поедаем тебя годами, но ты терпишь это издевательство без проявления слабости. Но теперь что-то другое пожирает тебя изнутри. Настало время сказать об этом, чтобы приобрести соратника в борьбе с опасностью, пока она не поглотила тебя целиком.
– Что ты слышал о кошмарных видениях? – глухо спросил король, сознательно не называя его по имени, потому что Нед обратился к нему как к другу, а не как слуга к хозяину.
– Бесы вылетают через рот, – спокойно произнес Пойнингс. – Вы должны выплюнуть своих.
– Тебе?
Пойнингс пожал плечами.
– Мне это нипочем. Кошмарные видения и страхи за будущее не пугают меня. Не знаю почему, но это правда. Так же, как и то, что рассказы и пьесы не доставляют мне удовольствия. Возможно, для этих вещей необходимо внутреннее зрение, но у меня его нет.
– У меня есть. – Генрих дотронулся до ткани, выбранной им для камзола, ощупывая роскошную материю, как бы пытаясь зацепиться за действительность. – Ты знаешь, как умерли принцы?
Изумленный Пойнингс на мгновение не знал, что и ответить. Он не видел связи между этим предметом и предыдущим, и гадал, отказывается ли Генрих от его предложения о помощи. Застывшее выражение на лице короля привело его, тем не менее, к убеждению, что вопрос был в какой-то мере важным.
– Слухи были разными. Наиболее часто говорили, что они были задушены или задохнулись в своей постели.
– Без всякого сомнения, они выглядели тогда, как повешенные.
Нед поборол временный приступ слабости.
– Генрих…
– А так они бы умирали долго. Так много страха для таких маленьких мальчиков, потеряю заработок и свою голову, – уверенно ответил Пойнингс. – Ты не можешь потерять больше, Генрих.
– Ты ошибаешься. Мой ребенок, как и сыновья Эдварда, будет наследником трона. Сейчас он знает меня. Он улыбается мне и протягивает навстречу руки. А я вижу его с почерневшим лицом, выпученными глазами и высунутым наружу языком…
Пойнингс побледнел, но, к счастью, Генрих с расширенными глазами слепо уставился в пространство. Мысли короля не блуждали беспорядочно. В них проглядывала жуткая логика.
Пойнингс тоже играл с маленьким Артуром, и словесная картина была настолько живой, что его язык прилип к небу. Он перевел дыхание.
– Значит, очевидно, что мы не должны потерпеть поражение, – сказал он, но не смог говорить твердо даже усилиями воли.
– Неужели я так напугал тебя, Нед? – спросил Генрих, посмотрев ему в глаза.
– Да, это так, – ответил Пойнингс. – Но вы дали мне также силы десяти человек. Это видение будет пришпоривать меня, и я без сомнения, буду продолжать сражаться даже после того, как меня убьют насмерть.
– Я тоже. Но будет ли этого достаточно?
Пойнингс решительно встряхнул головой.
– Кхм! Генрих, мы оба дураки, – да простит меня Ваша Светлость, но это так. Этого не посмеет сделать самый худший враг, самый ужасный монстр. Слишком много младенцев было убито на этой земле. Я думаю, что всякая тварь на полях поднимется и будет кричать против другого такого поступка. Заключить в тюрьму, как вы сделали это с Уорвиком, но не убийство.
– Это холодное утешение, – сказал Генрих, но это было не так. Видение поблекло. Оно все еще было здесь и вернется снова. Но в том, что сказал Нед, была своя логика, и за этим скрывалась сила реальной политики.
– Я знаю, что мне делать с Дорсетом, – заметил более естественным тоном король. – Я напишу ему письмо и сообщу, что кто-то выступил против него, что вполне правда, но что я верю, что он является мне другом, что не совсем правда, и поэтому я поместил его в безопасное место и, что бы ни случилось, он не будет обвинен в этом. И, таким образом, эта тяжесть падает с моих плеч.
ГЛАВА 20
Шипы были прикрыты цветами. Белые лепестки образовывали облака, устилали землю и наполняли воздух благоуханием. Последние апрельские заморозки сменились приятной теплотой мая. Прошел небольшой дождь, но затем небо прояснилось, и солнце заиграло радугой в жемчужных каплях дождя, попавших на паутину и лепестки цветов. Даже серые стены старого Кенилуорта доброжелательно взирали на группу людей, возвращавшихся с утренней соколиной охоты. Король погладил перья своего сокола и повернулся к жене, кобыла которой шла бок о бок с его жеребцом.
– Теперь тебе придется снять с этих перчаток все драгоценности. Тебе не нужно было показывать их мне утром и тем самым искушать меня надеть их. Они все испачкались кровью.
Элизабет нагнулась, чтобы посмотреть, нарушив покой своей птицы, которая раздраженно захлопала крыльями.
– Это только обшлаг. Я отрежу его и пришью новый. Кто же думал, что ты наденешь на соколиную охоту белые перчатки.
– Ты их сшила, и они великолепно подходят к моей одежде.
– А теперь мне придется переделывать их, Генрих, на соколиную охоту, – шелковые перчатки. Еще удивительно, что сокол не разорвал тебе запястье. С такой экстравагантностью ты сможешь занять работой всех перчаточников королевства.
– Вот видишь, даже мои плохие привычки приносят нации пользу.
Элизабет уже собралась отпустить колкое замечание по поводу того, что нельзя распространять подобные доводы и на другие пороки, когда показался тяжело скачущий из замка всадник. Генрих насупился и так пришпорил свою лошадь, что встретил гонца на полпути, оставив позади свою свиту. Элизабет первая догнала его и побледнела, увидев выражение лица Генриха.
– Хорошие вести, Генрих?
Генрих уже был готов ответить «да» и рассказать ей, но передумал. Вряд ли Элизабет сочтет эти вести хорошими, а их уже окружила половина свиты. Слишком многие увидят дело в том же свете, что и Элизабет, а ее беспокойство только подкрепит их страх. Он не сможет также при всех успокоить свою жену способами, которые он обычно использует в их интимных отношениях. Генрих искоса посмотрел на Элизабет.
– Это зависит от того, – ответил он с кривой усмешкой на застывших губах, – какой у кого взгляд на вещи; но хорошие предзнаменование, что эти вести пришли сейчас, когда я готов к работе, и мне не нужно прерывать наши развлечения.
Из-за того, что Генрих нетерпеливо относился к бессмысленным приготовлениям, совет собрался сразу же, в пропитанных потом одеждах для верховой езды. Генрих был готов к действию и осыпал проклятиями опоздавших. Были видны красные царапины от когтей сокола.
