Жюльетта Бенцони - Ожерелье для дьявола
Его мысли тоже становились более ясными, и, странная вещь, он все меньше и меньше мог им мешать упрямо возвращаться к тому сновидению.
Наоборот, он цеплялся за него, стараясь обнаружить в нем новые подробности.
Конечно же, он постарался узнать у Аглаи, действительно ли в ту ночь, когда он неумолимо скатывался к смерти, никто не приходил к нему, но она лишь посмотрела на него с каким-то негодованием.
— Вы бретонец, и вы не верите в божественное чудо?
— Напротив, я твердо в это верю. Только не понимаю, почему Господь совершил чудо над таким, как я…
— Предоставьте Богу решать самому и перестаньте задавать глупые вопросы.
С этими словами она вышла, но это не помешало Жилю заметить, что она не ответила на его вопрос.
Вдруг ему вспомнилась одна подробность сна..
Он знаком подозвал к себе Понго.
— Понго, — тихо спросил он, — куда ты дел флакон, который тебе дал тогда ночью тот врач-иностранец?
Несмотря на все свое самообладание, индеец слегка вздрогнул.
— Флакон… врач? — повторил он, невольно озираясь на дверь.
Жиль понял, что в его сновидении была какая-то доля правды, что был какой-то общий заговор. Может, его замыслили и с добрыми намерениями, для его же блага, но он не понимал, какое зло могла бы причинить ему великая радость.
Жиль схватил руку индейца.
— Понго, ты мне больше друг, чем слуга. Ты мне никогда не лгал. Возможно, что от тебя потребовали хранить это в секрете, а ты всегда держишь слово. Мне нужно знать, остается ли мой рассудок здоровым или же я схожу с ума, подвергаюсь галлюцинациям. Пожалуйста, ответь на мои вопросы.
Индеец колебался какое-то мгновение.
— Понго обещал ничего не рассказывать, — ответил он с широкой улыбкой, открывающей его громадные заячьи зубы. — Но Понго не обещал не отвечать на вопросы. Говори!
— Хорошо. Видел ли ты, что сюда приходил человек в черном? Это был врач-иностранец. Его сопровождала очень красивая девушка с рыжими волосами.
— Да. Не в прошлую ночь, а в предыдущую.
Девушка долго плакала. Она не хотела уходить, не хотела тебя покидать, но она была вынуждена.
Человек в черном говорил, что ей грозит опасность, если она останется. Она повиновалась с условием, что человек в черном тебя вылечит.
— Понимаю. А кто их привел сюда?
— Господин Красный Медведь! — объявил Понго, для которого имя Винклерид было так же чуждо и непроизносимо, как речь китайского мандарина. — Он уехал верхом в день, когда на тебя напали, уехал далеко. Была плохая погода. Вернулся лишь в ту ночь с человеком в черном и с Огненным Цветком.
Это индейское имя заставило Жиля улыбнуться. Оно так подходило Жюдит. Так это Винклерид поехал за Калиостро и за Жюдит. Но куда?
Как ему удалось разыскать их за такое короткое время, тогда как он искал ее долгие месяцы?
— Кстати, а где он сам? С тех пор, как я пришел в сознание, я его не видел.
— Он обещал скоро вернуться, но он очень утомился. Он почти ничего не ел в течение нескольких дней.
Когда же Ульрих-Август появился, в нем не. было абсолютно ничего, что могло внушить жалостливое чувство. Более, чем всегда, великолепный в своем блестящем красном, украшенном золотом мундире, в треуголке с белой кокардой и лихо сдвинутым золотым пером, он весь дышал здоровьем и удовлетворенностью. Он подошел к кровати и долго рассматривал друга недоверчивым и вопрошающим взглядом.
— Ну как? Как ты меня находишь? — не выдержал Жиль.
— Намного менее грязным. Еще не совсем в полном цвете, но начинаю признавать. Я так доволен…
Бросившись к Жилю, он обнял его с такой силой, что Жиль побледнел.
— Потише. Я еще довольно слаб, ты же знаешь.
— Извини.
— Не надо извиняться. Главное — это чувство. Ульрих, я знаю, чем тебе обязан, я знаю все, что ты сделал для меня. Если я в данную минуту и жив, то только благодаря тебе.
— Я? Я ничего не сделал. Я только гнал лошадей.
— Ну, тогда скажем, что благодаря тебе и твоей лошади.
— Моим лошадям. Я думаю, что я их загнал до смерти около десятка.
— Десятка?! Где же ты был?
— В Лионе. Это там расположился твой колдун-итальянец. Надо было туда ехать, чтобы сообщить ему, что ты нуждаешься в помощи. Ну, а если ты должен был умереть, то ты должен был повидаться с некой прекрасной девицей. Судя по цвету волос, она, должно быть, твоя сестра. Все мои поздравления! Какое восхитительное создание! Даже Урсула не столь прекрасна. Сколько же она пролила слез, когда я ей сообщил о том, в каком плачевном состоянии ты находишься. Просто не могу себе представить! Можно ими заполнить целое озеро в Цюрихе! Крики, мольбы, угрозы — и все это потому, что доктор не слишком проворно собирался. Она угрожала покончить с собой на твоей могиле, если не приедем вовремя и если Калиостро не спасет тебя. Я думаю, что она проплакала всю дорогу.
С радостным чувством Жиль вслушивался в энергичный голос молодого швейцарца, голос, предназначенный перекрывать шум боя. Сейчас он звучал нежнее всех небесных арф. Безнадежное горе Жюдит было для него самым чудесным целительным бальзамом, самой многообещающей надеждой.
— Ты даже не можешь представить, какую радость ты мне принес, Ульрих. Но каким же образом ты их отыскал? Ты же, как и я, не знал, где прячется Калиостро.
— Это правда. Но, поразмыслив, я вспомнил, о чем ты мне рассказывал. Потом пришел к заключению, что есть некая персона в Париже, которая должна была это знать. И я поехал к этой персоне.
— К кому же. Бог мой?
Винклерид, как опытный актер, выдержал паузу, широко улыбнулся и объявил:
— К кардиналу де Рогану.
— К кардиналу? И ты осмелился! Он не приказал тебя выбросить из своего дома? Главный исповедник Франции!
— Когда жизнь моего лучшего друга в опасности, не существует больше главного исповедника Франции. Я бы поехал к самому папе, если бы это потребовалось, а еще лучше к графу Прованскому, то есть к самому дьяволу. Впрочем, я протестант. Должен сказать, что кардинал был очень любезен, он все понимает.
— И что же он тебе сообщил?
— Что Калиостро уехал из Бордо в Лион, где он основал масонскую ложу для египтян.
— А почему для египтян?
— Не знаю. Во всяком случае, он только что приехал в Лион. Кардинал также мне сообщил, что Калиостро решил поселиться в Париже и поручил своему секретарю, некоему Рамону де Карбоньеру, найти подходящий дом для него и его семьи.
— Так у него есть семья?
— Есть, по крайней мере, жена, и даже очень красивая. Это знатная дама из Рима, кажется, ее зовут Серафина. Не выспрашивай меня, где они сейчас находятся, этого я не знаю. Поговорим о другом. Скажи-ка мне…
— Еще одно только слово. Понго сказал мне, что Жюдит хотела остаться со мной и что ей помешали. Ты знаешь, почему?
