Кэтрин Харт - Огонь желания (Ласковая дикарка)
Адам развязал тюк сена и расстелил его на полу. Получился удобный, хоть и колючий матрац.
Таня засмеялась, когда он увлек ее за собой вниз:
– Мы никогда еще не занимались любовью на сеновале.
Адам широко улыбнулся, обнажая белые зубы:
– Что? Ты хочешь сказать, что такая похотливая девка, как ты, никогда не качалась в сене?
Таня бросила на него застенчивый взгляд и улыбнулась.
– Ну, сэр, вы, наверное, шутите! – Потом она уютно улеглась рядом с ним. – Вы знаете, что вы – мой единственный любовник. Теперь вы можете научить меня прекрасному искусству любви на сеновале.
– С удовольствием.
Его проворные пальцы принялись за работу и начали быстро расстегивать пуговицы на ее платье. Он стащил лиф платья к талии и провел губами по линии шеи и плеча и хотел двинуться ниже, но здесь произошла задержка, поскольку холмики ее грудей охраняло кружево сорочки.
– Слишком много одежды, – заплетающимся языком пробормотал он.
Под нетерпеливыми пальцами сорочка соскользнула вниз. Танины руки ничто не сдерживало, и она помогла Адаму отделаться от одежды. Ровными поглаживаниями рук она ласкала его тело.
Сено кололо и царапало ее нежное тело, но Таня не замечала: ее мозг и тело сгорали от нарастающего огня, который разжигал в ней Адам. Его губы исследовали ее тело, а руки ласкали и в то же время разрушали ее. В полутемном помещении хриплый голос шептал ей слова любви, ласкающие жаждущую душу.
Она протягивала к нему руки, прикасаясь к чувствительным зонам, лаская и целуя его, зная, что пробуждает его желание. Он вошел в нее, а Таня окружила его своим телом, крепко заключила его в объятия, обжигая своей теплотой и сама тая под ним.
Его опытные движения уносили ее в другой мир, к звездам, а она поднимала его вместе с собой на вершину счастья. Он держал ее дрожащее тело, покуда их обоюдная страсть не прорвалась наружу тысячами сверкающих звезд.
Она снова и снова шептала его имя, и их сладостные возгласы заглушались раскатами грома над головой.
Ослабевшая от любви, она открыла глаза и увидела над собой его лицо, освещаемое молнией. Его темные глаза сделались мягкими от переполняющей его любви.
– Моя Дикая Кошка, – прошептал он и нежно коснулся губами ее припухших губ.
Ее губы задрожали, и, вздохнув, она промолвила:
– Мой Пантера, моя любовь.
В тот вечер за ужином Таня выглядела как горячо любимая мужчиной женщина: ее губы по-прежнему оставались слегка припухшими от требовательных поцелуев, лицо пылало, а золотистые глаза блестели.
Мелисса и Ракель мало обращали на это внимания, отлично понимая, чем вызван этот блеск; Джулия даже не думала об этом, поскольку никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Роберто, однако, сразу заметил и весь ужин только тем и занимался, что переводил свой любопытный взгляд с Тани на Адама. Один раз он наклонился к Джастину и что-то тихо спросил. Джастин безразлично пожал плечами, ничего не сказав, но вскоре после этого его задумчивый взгляд стал задерживаться на лицах Тани и Адама.
Позже Джастин отозвал Мелиссу в сторону:
– Разве Таня тебе ничего не рассказывала, что происходит между ней и Адамом?
– Нет, а что? – спросила Мелисса.
– У Роберто появилась сумасшедшая мысль о том… ну… что они занимаются любовью, – несмело сказал он, – а я думаю, что, может быть, он прав.
– Это не наше дело, чем они занимаются, – спокойно ответила Мелисса.
Джастин удивленно посмотрел на нее:
– Конечно, нет, но мне казалось, что Адам – джентльмен и не воспользуется женщиной, несмотря на то, что Тане пришлось пережить. Я считаю Таню настоящей леди.
– Это нас не касается, – повторила Мелисса.
Джастин выглядел озадаченным.
– Мелисса, ты занимаешь странную позицию, если учитывать тот факт, что меня ты держишь на расстоянии. Ты меня удивляешь.
Мелисса пожала плечами:
– Я не настолько глупа, что опущусь до того, что стану осуждать своих друзей, тем более если они считают, что правы. Мое мнение может отличаться от их мнения, но это вовсе не значит, что кто-то из нас прав, а кто-то – нет. В этом мире, Джастин, нет ничего, что может быть белым и одновременно черным. Если бы даже так было, я бы научилась относиться терпимее к другим за последние несколько лет.
Джастин посмотрел на изящную блондинку, которую он полюбил, и пожал плечами.
– Я когда-нибудь смогу тебя понять?
Мелисса загадочно улыбнулась:
– Кто знает.
День праздника был насыщен лихорадочными последними приготовлениями. Уже несколько часов на улице медленно подрумянивалось на вертелах мясо, дом наполнился пряным ароматом приготовляемых блюд. Горы пирогов, пирожных, всяких сладостей выстроились на столах в кухне и гостиной.
В честь вечернего празднества на улице установили столы и развесили фонари. Для гостей, которые пожелают остаться на ночь, приготовили дополнительные комнаты, поскольку сам праздник, без сомнения, продлится до раннего утра.
Ближе к вечеру приехала семья Мартинов. Стараясь показать все свои достижения, Джереми первым бросился встречать их, как только коляска остановилась.
Таня еще раз оценивающе посмотрела на букет цветов и, довольная, кивнула: «Пойдет» и вышла встречать родителей. Она подхватила с пола Стрельца. «Пошли, маленький паучок, – сказала она ему. – Пойдем встречать бабушку и дедушку». Джулия и Мелисса уже были во дворе, а Ракель здоровалась с гостями. В тот момент, как Таня собралась сделать шаг вперед, из-за угла дома появился Адам. На его плечах гордо восседал Охотник. Размашистой походкой он быстро подошел к Тане. Стрелец увидел его. Он довольно угукнул, широко улыбнулся, показывая новые четыре зуба, и протянул навстречу отцу руки.
– Па-апа! Па!
Таня стояла как вкопанная, пораженная первыми словами сына. Она чувствовала, как кровь хлынула к ее лицу. Не выразив несвоевременного удивления, Адам уверенно направлялся к ним. Подойдя к Тане, обнял ее за талию, взъерошил волосы Стрельцу и спокойно сказал:
– Чудесный ребенок! Он заговорил раньше, чем многие другие дети, да?
Таня сглотнула и кивнула, заметив потрясенные лица своих родителей. И вдруг разразилась смехом.
– Никогда не думала, что первые слова он скажет по-английски! – воскликнула она. – Удивительно!
Ракель засмеялась;
– Он – picaro, маленький шалун! На прошлой неделе он прорезал свой зуб о спинку моего самого любимого кресла-качалки, а потом залез в кладовую и там спрятался. Что будет потом, я вас спрашиваю?
Наконец отец Тани обрел дар речи.
– Ну, вам, по крайней мере, придется восхищаться его вкусом, если не поступками, – усмехнулся он. – Он сразу чувствует хорошего человека.
