Линда Миллер - Женщины Флетчера
– Лучше отпусти леди, Джонас. В противном случае эта негритянка разнесет тебе голову.
Удары прекратились, и Рэйчел оказалась на свободе.
Краска негодования мгновенно сбежала с ее лица, когда она, пошатываясь, поднялась на ноги и увидела в дверях кухни Мэми, которая целилась в голову Джонаса из двустволки. Он так резко вскочил, что Рэйчел, стоявшая рядом с ним, едва удержалась на ногах. Взгляд его был ужасающим, горло конвульсивно дергалось от ярости.
Нисколько не устрашенная, Мэми посмотрела на полированный вороненый ствол ружья, потом в глаза Джонасу:
– Убирайся Уилкс. Если не уйдешь, тебя будут еще долго собирать по кускам по всей округе!
Афина расхохоталась:
– Думаю, она не шутит, Джонас.
Со странным, учитывая обстоятельства, достоинством Джонас опустил закатанные рукава рубашки и застегнул болтающиеся запонки. Потом окинул Рэйчел испепеляющим, собственническим взглядом.
– Ты должна мне кучу денег, – проговорил он низким, леденящим душу голосом. – Так или иначе, ежик, но тебе придется отдать долг.
Рука Рэйчел, слишком часто проявляющая независимость от ее разума, мстительно вскинулась и изо всех сил хлестнула его по лицу. Вероятно, опасаясь Мэми с ее двустволкой, Джонас не предпринял никаких ответных действий, но слова его были страшнее любого удара:
– Ты однажды уже ударила меня, Рэйчел, и это было серьезной ошибкой даже тогда. На этот раз ошибка грозит тебе катастрофой.
– Убирайтесь,– процедила Рэйчел сквозь зубы, кипя от негодования и стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони.
Но Джонас только вздохнул, задумчиво оглядел взбешенную Рэйчел с ног до головы и пробормотал:
– У тебя есть двадцать четыре часа, ежик. По истечении этого срока ты либо окажешься у моих дверей, либо будешь горько сожалеть о том, что не одумалась.
Смысл этого ультиматума при всей его завуалированности был абсолютно ясен Рэйчел.
– А если я все-таки «одумаюсь»?
Он спокойно подтвердил ее догадку:
– Тогда некоторые люди, которых оба мы знаем и любим, останутся в живых. У тебя есть один день, чтобы принять решение, Рэйчел.
Очевидно, устав ждать, Мэми выстрелила. Зеркало над стойкой бара разлетелось вдребезги, и, когда дым рассеялся, Джонас уже торопливо шел к двери, таща за собой ошарашенную Афину.
– И не вздумайте больше здесь никогда появляться! – крикнула им вслед Мэми.
Рэйчел опустилась на стул и поморщилась, когда ее исхлестанные ягодицы коснулись твердого деревянного сиденья. Одна за другой стали появляться проститутки с сумочками в руках, бледные и прекрасно сознающие опасность, которая нависла над домом Бекки.
Через час осталась только одна из них – высокая блондинка, та, что ответила, когда Рэйчел объявила о своем решении закрыть бордель. Ее звали Эльза, и она с безмятежным видом сообщила Рэйчел, что могла бы остаться, если никто не возражает. Она скопила несколько долларов, и когда Рэйчел передумает и пойдет к мистеру Уилксу, то, по мнению Эльзы, заведение Бекки в очень скором времени снова начнет приносить солидный доход.
Рэйчел выслушала все это в потрясенном молчании, прихлебывая принесенный Мэми кофе с бренди и думая, что лучше бы она никогда не видела ни Провиденс, ни вообще округ Вашингтон. Глупо с ее стороны было оставаться здесь и дать всему зайти так далеко. Теперь она – в прямом и переносном смысле – побита, оказалась в безвыходном положении. Если она одолжит денег на билет и уедет на пароходе в Сиэтл или еще куда-нибудь, Джонас убьет Гриффина. Если она задержится здесь дольше чем на двадцать четыре часа, цепляясь за свою наивную мечту об открытии пансиона, результат будет точно таким же.
Рэйчел сложила руки на столе и опустила на них голову в немом отчаянии. Гриффин сделал ей предложение, и она была уверена в его любви, но не могла вернуться к нему. Слишком велика вероятность того, что он неожиданно погибнет от какого-нибудь загадочного «несчастного случая» или просто исчезнет навсегда, как уже исчезли ее отец и Патрик Брэйди.
Плечи Рэйчел вздрагивали от судорожных рыданий. Пройдет всего один день, и ей придется предстать перед Джонасом и объявить о своей безоговорочной капитуляции.
Рука Эльзы осторожно коснулась ее плеча:
– Не плачьте, дорогая. Джонас на самом деле не так уж плох – конечно, он немного поколотит вас, и иногда вам придется переспать с ним, – но что это такое по сравнению со всеми его деньгами?
Рэйчел зарыдала еще сильнее.
Сложив руки на коленях, Афина спокойно сидела в экипаже напротив Джонаса. Она ждала, когда наступит подходящее время для разговора. Минут через пять выражение лица Джонаса несколько смягчилось, и Афина поняла, что момент настал.
– Ты раскаиваешься? – спросила она.
У Джонаса вырвался странный сдавленный звук, очень похожий на всхлип.
– Зачем я это сделал? – не глядя на Афину, прошипел он.
– Думаю, ты так отчаянно хочешь ее, что не способен нормально соображать. Джонас, ты не можешь убить Гриффина – я этого не допущу.
Джонас провел растопыренными пальцами по своим взлохмаченным волосам.
– Успокойся, радость моя. У меня нет намерения убивать его.
– Да неужели?! – огрызнулась в ответ Афина. – Если ты еще будешь устраивать такие сцены, как сегодня у Бекки, то у тебя может не оказаться выбора.
Неожиданно Джонас засмеялся:
– Не знаю. Ради того, чтобы отшлепать эту дерзкую маленькую нимфу, почти стоит умереть – она так давно напрашивалась на это. Думаю, даже Гриффин согласился бы со мной.
Афине хотелось плакать, хотя она не совсем понимала, почему.
– Что ты собираешься делать дальше, Джонас? Он встретился с ней взглядом и усмехнулся:
– Естественно, дам задний ход. Извинюсь по всей форме,– может, даже стану ползать перед ней на коленях.
Афина покачала головой:
– Ты спятил, Джонас Уилкс. Целиком и полностью спятил.
Джонас откинулся на спинку сиденья, блаженно вздохнул и заложил руки за голову.
– Да. И я в достойной компании, миссис Бордо. В чрезвычайно достойной компании.
– Дурак,– выпалила Афина, с ненавистью уставясь на проплывающую мимо сельскую местность и только что начавшийся мелкий, унылый дождь.
Для Рэйчел эта ночь тянулась с поистине адской медлительностью. Она ворочалась в материнской постели, и в ритмичном стуке дождя ей слышалось неуклонное движение ее судьбы к роковой развязке.
Наступил рассвет, но и те звуки, которые сопутствовали его приходу, не принесли ей облегчения. Стоя у окна и глядя на покрытую зыбью воду канала, Рэйчел в глубоком отчаянии слушала хриплые крики чаек, грохот кастрюль и сковородок, доносившийся из кухни внизу, отдаленный визг пилы на лесопилке у подножья горы. Но к этим звукам примешивались и другие, непривычные. Скрип колес фургонов, приглушенная брань, монотонное «тук-тук-тук» молотка.
