Дженнифер Блейк - Порочный ангел
Элеонора заходила в казармы, бараки, в госпиталь, на тот случай, если Нинья Мария направила ее по ложному пути. Но его нигде не было, и она каждого просила передать Гранту, что разыскивает его. Потом Элеонора пошла на пристань и наткнулась на полковника Генри, а когда сообщила ему о необходимости срочно повидать Гранта в связи с некоторыми проблемами в подготовке к инаугурации, он предложил свою помощь — объехать фортификации вокруг города, посмотреть, нет ли его там.
— Если не найду, — сказал он смеясь, — то с большим удовольствием пройдусь по барам ради вас. В такую жарищу любого нормального человека следует искать в баре.
Элеонора, благодарная за помощь, пошла вдоль пристани, предоставив полковнику Генри исполнить обещанное. На душе полегчало.
Она остановилась, наслаждаясь слабым ветерком с озера, обдувавшим ее разгоряченное лицо, борясь с желанием прямо в одежде погрузиться в холодную воду. Чуть погодя, когда толпа надоедливых попрошаек на пристани слишком осмелела, она повернулась и пошла обратно в особняк. На улице Санта-Селья Элеонора заметила человека на лошади в офицерском кителе. Он пробирался сквозь толпу торговцев, мужчин и женщин, которые превратили ранее тихую «покойную улицу в настоящий содом.
Элеонора заторопилась, приняв фигуру в шляпе, надвинутой на глаза, за полковника Генри. Но по мере того как всадник приближался, ее шаги замедлились. Это был Грант. Он поднял глаза и увидел спешащую навстречу Элеонору. На его угрюмом лице она заметила осуждение. Спешившись, Грант повернулся к ней, ведя под уздцы лошадь, и они вместе вошли во двор.
— Когда я прибыл в Дом правительства, мне сказали, что ты хотела меня видеть. Ради бога, что заставило тебя бегать по улицам в такую жару?
— Я… Мне надо с тобой поговорить. — Она отвела глаза. Он внимательно посмотрел в ее лицо, потом спокойно кивнул.
— Хорошо.
Они привязали лошадь Гранта к кольцу на столбе в нижней галерее и вошли внутрь. Элеонора первая ступила в патио, намеренно не поднимаясь по лестнице, ведущей в спальню. Не надо напоминаний о прошлой страсти, она не должна расслабляться. К тому же место в тени апельсиновых деревьев достаточно уединенное для такого разговора, в нем нет излишней изолированности от мира, и оно не так опасно, если Грант на нее разгневается.
Элеонора не знала, с чего начать. Она повернулась к Гранту и была поражена, увидев его затуманенный взгляд. Он указал на витой железный стул, подождал, пока она сядет, и пододвинул к себе другой.
— Рассказывай, — велел он.
Простые ясные слова, неизбежные, как сама судьба, должны быть сказаны. Она вытягивала их из себя словно клещами.
— Пожалуйста, не спрашивай меня, откуда я знаю, — взмолилась она, закончив. — Просто прими к сведению и останови ужасное преступление, пока не поздно.
Его озабоченность исчезла немедленно, будто вытекла по капле, чтобы смениться гневом, смешанным с сожалением. Пригладив волосы, он взял шляпу, положил ее себе на колени, потом встал. Голубизна его глаз приобрела стальной оттенок, когда Грант смерил ее взглядом.
— Да, сейчас я это сделаю, — сказал он медленно. — И должен спешить, если хочу поймать их на месте преступления. Но я вернусь и намереваюсь узнать гораздо больше, чем сейчас. Если ты собираешься что-то придумать, постарайся, чтобы это было правдоподобно.
Глава 22
Порыв ветра надул занавеску на окне, которая до того висела не шевелясь. Элеонора лежала на кровати, закинув руки за голову, и следила за ее движением. В таком положении она находилась уже несколько часов, не чувствуя ни малейшего дуновения ветра, хотя были открыты окно и дверь на галерею. Элеонора услышала отдаленный грохот, но продолжала лежать. Этот звук слишком слаб, чтобы быть взрывом. Наверное, приближается гроза. Хоть бы, наконец, пошел дождь. Она всматривалась в вечернее небо, ожидая увидеть всполохи молний, но ничего не видела. Может, просто еще рано, и гроза далеко? Ветер не переставая играл занавесками, то втягивая их в комнату, то выбрасывая за окно. Это походило на танец, который вдруг резко оборвался, когда закрылась дверь в спальню.
Элеонора, почувствовав, как внутри у нее все напряглось, медленно повернула голову в сторону Гранта. Ее поза на кровати была призывной и уязвимой, но она не хотела этим пользоваться. Элеонора заставила себя сесть, спустила ноги с кровати, отыскивая тапочки и не обращая внимания на насмешливое лицо Гранта, наблюдавшего за ней. Он швырнул шляпу в сторону и начал расстегивать китель.
— Все… все кончилось? — спросила Элеонора не поднимая головы, все еще пытаясь нащупать тапки под кроватью.
— Ничего и не начиналось, — ответил он. Она резко подняла голову.
— Я говорю об инаугурационной церемонии.
— И я о том же.
— Ты не хочешь сказать, что… — начала она, потом остановилась, не в состоянии продолжать. Усталым голосом он неторопливо ответил:
— Нет, не хочу. Генерал в полном порядке. Те, кто собирался устроить покушение — пара несчастных никарагуанцев-рабочих, захотевших немного заработать, пойманы прямо с бочонком пороха на площади. Они описали человека, нанявшего их, и отряд солдат его ищет.
Элеонора глубоко втянула воздух, затем выдохнула.
— Я очень рада, что генерал в безопасности, — сказала она тихо, — хотя мне стало бы легче, если бы церемония уже прошла. Я думаю, рабочие не сумеют закончить вовремя трибуну из-за случившегося.
— Ничего подобного. Дата инаугурации — двенадцатое. Послезавтра.
— Но ты же говорил…
Его темные глаза были непроницаемы, а голос тихий, когда он сказал:
— Говорил. Я говорил — десятое. Не так ли? И, между прочим, ты, Элеонора, была единственная, кому я это доверил.
Теперь ей стало ясно то, чего она не понимала. Его молчаливые увертки, его тяжелый взгляд, ощущение, что он контролирует каждое слово, сказанное ей, сама манера говорить.
— Значит, ты знал, что я делаю, — прошептала она.
Потянувшись к шкафу, он что-то вынул из кармана бриджей, зажал в кулаке а потом протянул ей и высыпал в ладонь. Это были засохшие лепестки красного цветка бугенвиллеи — той самой, которая росла в конце галереи, цветка, который она обрывала, подслушивая Гранта и остальных, стоя у окна.
— Ну, давай скажем так: я догадался. — Он отпустил ее руку, и сухие лепестки рассыпались по полу.
— Ты назвал мне не правильную дату, чтобы проверить? — спросила она.
— И я не выдержала проверки, я провалилась.
— Да, верно, — ответил он. Потом шагнул к ней.
— Чего я не понимаю, так это — почему? Что заставляло тебя пойти на такой шаг? Ради двуличного негодяя Кроуфорда или потому, что ты не можешь мне простить того, как я с тобой поступил?