Юлия Леонова - Не говори мне о любви

Приехав домой, Войницкий зашел в будуар к жене. Отчаянно хотелось поговорить с ней, вызвать на откровенность, но Катя демонстративно отвернулась от него и едва кивнула в ответ на его приветствие. Одетая в черное платье, как и всегда в последние три дня, она всем своим видом демонстрировала ему свою скорбь по не рождённому малышу. И хотя Станислав не меньше ее был опечален таким исходом, Катю это нисколько не смягчило: хотя она понимала, что отчасти сама виновата в случившемся, все же не могла найти в себе силы, чтобы простить мужу потерю ребенка, которого оплакивала до сих пор. Подавив тяжелый вздох, Станислав направился в кабинет, чтобы написать завещание. Поздним вечером ему доставили записку от князя Дашкова. Алексей писал, что местом дуэли выбран отдаленный уголок парка Лесотехнической Академии, встреча завтра на рассвете.

Войницкий не спал всю ночь, считая не часы - минуты до назначенного срока. Он поднялся, когда на улице было еще совершенно темно. Переодевшись в чистую рубаху, остановился перед зеркалом, и, прищурившись, вгляделся в собственное отражение при свете свечи. Все как всегда, - вздохнул Станислав, - а ведь, вполне возможно, уже сегодня его не станет. Тихо ступая, он зашел в детскую, молча простился с дочерью, бросил короткий взгляд на Алексея и вышел. Подойдя к спальне, в нерешительности остановился перед дверью: может так статься, что он больше никогда и не увидит ее. Граф толкнул дверь и вошел. Катя спала, одеяло немного сползло, обнажив округлые плечи, изящные руки. Белокурые локоны разметались по подушке. Оставив дверь открытой, Станислав подошел к кровати и, склонившись над ней, коснулся поцелуем приоткрытых губ. Катя открыла глаза, сонно моргнула и, приподнявшись на локте, с недоумением оглядела супруга. От ее взора не укрылось, что Станислав полностью одет и готов к выходу.

- Станислав, куда Вы собрались в такую рань? – не удержалась она от вопроса.

Войницкий горько улыбнулся.

- Спите, mon ange, я скоро вернусь, - и, не оглядываясь, вышел за дверь.

К месту, оговоренному секундантами, Войницкий добрался сравнительно быстро. Начинающийся день обещал быть ясным, но холодным. Спешившись, он подошел к ожидавшему его Дашкову. На краю поляны стоял экипаж, в котором, очевидно, находился врач. Спустя четверть часа на дорожке, ведущей к выбранной поляне, показались еще двое всадников. Павел и Николай спешились. Гурьев выступил вперед:

- Господа, еще не поздно решить все миром, - обратился он к присутствующим. – Николай Сергеевич готов принести свои извинения.

Князю Елецкому тоже не спалось ночью, ему не давали покоя слова, сказанные Гурьевым:

- Ник, ты не имеешь никакого права вмешиваться в жизнь Кати, ты потерял это право много лет назад. Ты думаешь, если убьешь Войницкого, этим принесешь ей счастье? Станислав любит ее, я в этом уверен, он никогда бы намеренно не причинил ей вреда. Здесь какая-то ошибка, и неважно, что он ничего не отрицал. К тому же я думаю, что и Катя к нему неравнодушна. Поверь мне, у меня было достаточно времени, чтобы убедиться в этом.

Николай понимал, что Павел, говоря ему все это, был абсолютно прав, и поэтому утром, встретившись с ним, сообщил о своем решении отменить дуэль, если Войницкий даст согласие.

Услышав о намерении князя Елецкого принести извинения и отменить дуэль, Станислав отрицательно покачал головой.

- Нет, господа! Я не принимаю извинений князя. Вызов брошен, дуэль состоится.

- Ну что ж… - вздохнул Гурьев, доставая пистолеты.

Дашков осмотрел оружие и утвердительно кивнул.

Отмеряли положенное количество шагов. Николай остановился в указанном месте и скинул на снег шинель. Первым по жребию должен был стрелять Станислав. Войницкий был отменным стрелком, и Ник вполне осознавал, что сейчас, стоя от него в двадцати шагах, он смотрит в лицо своей смерти. Подняв пистолет, граф прицелился. Станислав целился в сердце. Глядя на своего противника, он отметил, что у князя Елецкого потрясающее самообладание: ни один мускул не дрогнул на лице соперника, когда он поднял оружие. Николай не пытался повернуться боком или еще как-то обезопасить себя.

Смотреть в глаза человеку, которого собираешься хладнокровно убить, оказалось невыносимо трудно. На какое-то мгновение прикрыв глаза, Войницкий увидел перед мысленным взором другое лицо. Лицо маленького мальчика с такими же темными глазами. Когда-нибудь Алексей вырастет и узнает обо всем. Сможет ли он простить убийцу своего отца? Черт! Ну что за мысли приходят в голову в самый неподходящий момент, - мысленно выругался граф. Открыв глаза, он снова прицелился.

- Смелее, Ваше сиятельство! Это ведь так просто - нажать на курок, - усмехнулся Николай. – Или Вы ждете, когда здесь вся жандармерия соберется?

Войницкий вздрогнул от этого замаскированного оскорбления. Уж кем-кем, а трусом он не был никогда. Прицел плясал перед глазами, как пьяный. Сцепив зубы, Станислав нажал на курок. Оглушительно грохнул выстрел. Покачнувшись, Елецкий упал. Пистолет выпал из внезапно ослабевшей руки Войницкого. Сделав шаг назад, граф прижался спиной к дереву и закрыл лицо руками. Из экипажа выбрался пожилой врач и поспешил к распростертому на снегу князю.

- Расступитесь, господа, - обратился он к секундантам. – Никогда не понимал стремления подставиться под пулю, - проворчал он, присаживаясь подле Ника и открывая свой саквояж.

Гурьев, бледный, как полотно, помог расстегнуть потемневший от крови мундир.

- Ну, вот и все, - обреченно пробормотал он, увидев куда угодила пуля, выпущенная из пистолета Войницкого.

- Князь жив, - с удивлением произнес врач, нащупав слабое биение пульса. – Пока жив, - осматривая рану и качая головой, продолжил он, – но не думаю, что он дотянет до следующего утра. Несите его к экипажу.

Глава 21

После ухода супруга Катя долго лежала, уставясь в темноту и повторяя про себя последние слова Станислава. «Я скоро вернусь…» Она присела на постели, обхватив себя руками за плечи. Сколько раз он уходил вот так же затемно на службу в Зимний, и она спокойно засыпала, а сейчас ощущение надвигающейся беды, предчувствие чего-то непоправимого становилось невыносимым. Что значили эти его слова? Он сказал, что скоро вернется, так, как будто бы прощался с ней. Сон как рукой сняло. Катерина поднялась, накинула на плечи шаль, и, слегка прихрамывая, прошлась по комнате. Отодвинув портьеру, выглянула на улицу. Восток едва светлел, рассвет только-только занимался над городом, обещая ясный морозный день. Дрова в печке прогорели, а тлеющие угли практически совсем не давали тепла. Поежившись от утренней прохлады комнат, Катя поплотнее запахнулась в шаль и прошла к кабинету Станислава. Постояв перед закрытой, но не запертой дверью, и убедив себя, что в том, что она собирается сделать, нет ничего дурного, она тихо толкнула дверь и вошла. На узком диване лежала подушка и одеяло, и представив, как Станислав с его немалым ростом пытается устроиться здесь на ночлег, Катя испытала угрызения совести. Да, он обидел ее, но ее обида уж слишком далеко зашла. Будь она на его месте, разве ж не поверила бы самому худшему? К тому же в том, что случилось, есть доля и ее вины. Никто не заставлял ее ездить к Елецкому, и она не должна была даже думать об этом. Чего уж там греха таить, разговором с княгиней она воспользовалась как поводом, чтобы успокоить взбунтовавшуюся совесть, но именно ее желание увидеть его наедине, так близко, как только возможно, было причиной этой поездки.