Евгения Марлитт - Дама с рубинами. Совиный дом (сборник)
Он пустил дым вверх и стал рассматривать арабески на потолке. «Она не выносит меня и относится ко мне, как невинная Гретхен к Мефистофелю. Ясно, что в один прекрасный день она скажет своему высокопоставленному Фаусту… и так далее. А это может мне все-таки помешать. Я не допущу, чтобы герцог услышал от нее, что я плут. Пока что… Внимание! Берг поможет мне, она удивительно способна к интригам. Я сам иногда боюсь этой женщины».
– Ужин подан, – доложил лакей.
Господин фон Пальмер медленно поднялся и аккуратно положил письмо в ящик старого огромного письменного стола, украшенного гербом Герольдов. Потом подошел к зеркалу, причесал свои редкие волосы, полил руки одеколоном, широко зевнул, взял у лакея шляпу и перчатки и, взглянув на часы, показывающие десятый час, пошел в столовую, где собралась немногочисленная свита герцога. Она состояла из старого камергера фон Штольбаха, адъютанта фон Риклебена в чине ротмистра и яхт-юнкера Мерфельда, «молодца, похожего на собаку», как называл его Пальмер.
Приход последнего, кажется, не особенно обрадовал остальных.
– Извините, – сказал он им, – я заставил ждать себя, но был занят: выполнял приятнейшее поручение, милостивые государи! По повелению его высочества я усаживал в карету прекрасную Клодину фон Герольд.
– Черт возьми, опять она была здесь! – воскликнул Мерфельд с нескрываемым удивлением.
– Она только что покинула герцогские покои.
– Вы хотите сказать, комнаты ее высочества, господин фон Пальмер, – резко заметил ротмистр и слегка покраснел.
– Я имел счастье встретить прелестнейшую гостью этого дома в верхнем коридоре, – с многозначительной улыбкой возразил Пальмер.
– Ах так! – засмеялся яхт-юнкер.
Ротмистр недовольно взглянул на него.
– Фрейлейн фон Герольд пела в гостиной герцогини и потом была в ее спальне, – громко и решительно сказал он.
– Прекрасно осведомлены! – прошептал Пальмер и низко поклонился – вошел герцог.
– Я не понимаю фрейлейн фон Герольд, – серьезно сказал ротмистр, идя после ужина с юнкером по коридору, в конце которого находилась их общая комната. – Здесь храбрость неуместна. Ей следовало бы избегать пещеры льва. Невероятно, с какой безумной смелостью женщина относится к своему доброму имени, как уверена в своей безопасности и добродетели…
– Может быть, опасность забавляет прекрасную Клодину, – легкомысленно заметил юнкер. – Если она пошатнется, то объятия, готовые подхватить ее, давно уже открыты, если нет – тем лучше. Но думаю, что это может стать весьма забавным, а то ужасно скучно жить на свете.
– Вероятно, я тоже думал бы так же о ком-нибудь другом, милостивый государь, но относительно этой девушки я попросил бы вас смягчить критику.
– Только не так трагично, ротмистр, – засмеялся молодой человек. – Не портите себе сон из-за таких вещей. Его высочество не имеет вида осчастливленного, он, скорее, был в дурном расположении духа. Скука-то! Скука! Что за нелепость этот Альтенштейн! Если здесь наделают глупостей, я найду смягчающие обстоятельства.
Глава 12
Подъезжая к Совиному дому, Клодина все еще держала в руках измятую бумагу.
Старый Гейнеман, который давно уже ждал свою госпожу у ворот, близ фонаря, получил от нее только рассеянный поклон. Она почти пробежала мимо него в дом; когда он стал запирать двери, то услышал лишь шорох платья на верхней площадке и стук закрываемой двери, затем стало тихо и темно, как будто там никого не было.
Клодина неподвижно сидела у окна, смотрела в лесную чащу, почти неразличимую в ночном мраке, и пыталась спокойно обдумать пережитое в этот день. «Что случилось? – спрашивала она себя и отвечала: – Герцог признался мне в любви, а я оттолкнула его навсегда, но какой ценой?» Открыла свою глубочайшую тайну, в которой не смела признаться даже себе самой, потому что мысль, что она любит, вызывала у нее сердцебиение. Ее гордость возмущалась против этого факта, а теперь он стал известен тому, кто приблизился к ней с оскорбительным признанием.
Догадался ли герцог, кого она любит? Эта мысль была невыносима.
Клодина невольно сжала конверт, и слезы горячего стыда выступили у нее на глазах. Она поспешно встала, зажгла свечу и развернула бумагу, стараясь разгладить ее. И вдруг застыла на месте, с изумлением увидев только конверт, – письмо исчезло. Она с беспокойством принялась искать его на столе и на полу около того места, где сидела, отряхнула накидку и платье, наконец взяла свечу и осмотрела коридор и лестницу – там ничего не было. Тихо, как вор, отперла она дверь, исследовала крыльцо и песчаную дорожку, и тут ничего не нашла. Калитка, выходившая на дорогу, заскрипела, когда она отворила ее, пламя свечи робко заколебалось над дорогой, на которой ничего не белело. В страхе Клодина осмотрела землю под кустами у калитки – ничего! Вдруг пламя свечи колыхнулось и погасло, вокруг стало так темно, что она на мгновение беспомощно остановилась, не зная, как попасть в сад.
Ах да! Там, под ее окном, мирно светилась рабочая лампа Иоахима и бросала узкую полоску света на сад и дорогу. Мог ли он подозревать, что она стоит тут со страхом и гневом в сердце! Клодина завидовала сейчас спокойствию его маленькой комнатки, недосягаемой для бурь, – корабль был у пристани, а ее шел по бурному морю, и один Бог знает, достигнет ли он когда-нибудь спокойных берегов…
Девушка невольно обернулась и жадно посмотрела в сторону Нейгауза, где как раз облака разошлись и в их разрыве засверкала одна-единственная звездочка. Клодина улыбнулась сквозь слезы – это показалось ей счастливым предзнаменованием.
Вдруг она вздрогнула и вбежала в калитку: на дороге послышался топот копыт, все ближе и ближе. Кто-то ехал очень быстро. Всадник промчался мимо нее, остановился в полосе света и посмотрел на верхнее окно. Ища опору, Клодина схватилась за перекладину калитки: она узнала его. Лотарь! Зачем он здесь?
Почти удушающее чувство счастья охватило девушку, она уронила подсвечник и сложила руки как для молитвы. Наяву ли это было? Чего он хотел? Неужели он приехал, чтобы посмотреть на ее окно? Милостивый Боже, значит, это не мечты ее, а правда?!
Лотарь повернул лошадь и медленно поехал назад. Силуэт всадника исчез в темноте, только стук копыт долго раздавался в ушах девушки, пока она не пробралась наконец в дом.
Клодина не думала больше о потерянной записке – она вообще не могла думать, глаза ее горели, губы пересохли, кровь больно стучала в висках…
– Спокойно, спокойно, – прошептала она, быстро разделась, потушила лампу и прижалась к подушке горячим лбом. Успокоиться, уснуть…
Глава 13
