Жозе Сарамаго - Воспоминания о монастыре
Однако Жуан Элвас проспал, когда открыл он глаза, был уже шестой час, и дождь ливмя лил. По оттенку неба старый солдат сообразил, что если король выехал точно в назначенное время, то он уже далеко. Жуан Элвас завернулся в шинель, поджал ноги, словно в материнском чреве, и прикорнул в соломе, в которой так тепло и так хорошо пахнет, когда прогреет ее человеческое тело. Есть среди дворян, да и не только среди них, люди, что не переносят таких запахов, по возможности скрывают те, которые естественно присущи им самим, и не за горами время, когда люди такого склада, надушив искусственные розы искусственным запахом роз, скажут, какой дивный аромат. Почему забрели ему в голову эдакие мысли, Жуан Элвас и сам не знал, сомневался, то ли сон ему снится, то ли бредит он наяву. Наконец открыл он глаза, стряхнул дремоту. Дождь лил во всю мочь, струи падали отвесно и с шумом, бедная королевская чета, вынуждена путешествовать в такую непогоду, детям никогда не отблагодарить родителей за жертвы, которые те им приносят. Дон Жуан V поспешал в Монтемор, одному Богу ведомо, сколько мужества ему требовалось, дабы одолеть все препоны, огромные лужи, жидкую грязь, затопленные приречья, право, сердце сжимается, как подумаешь, какого страху натерпелись все эти сеньоры, камергеры и духовники, священники и дворяне, бьюсь об заклад, трубачи попрятали трубы в мешки, чтобы не залилась в них вода, да и литавры ни к чему, их все равно не расслышать за громким хлюпаньем дождя. А королева как же, что приключилось с королевой, в эту пору она уже выехала из Алдегалеги, ее сопровождают инфанта дона Мария-Барбара да еще инфант дон Педро, это уже второй, первый-то дон Педро умер, хрупкие женщины, хрупкое дитя, и вот обречены терпеть все ужасы ненастья, а еще говорится, что небо на стороне власть имущих, полюбуйтесь-ка, полюбуйтесь, не правда ли, дождь когда поливает, то всех без разбору.
Жуан Элвас провел весь тот день в тепле таверн, размачивал в кружке с вином черствые куски, коими в изобилии запасся благодаря щедрости его величества. Нищие, составлявшие хвост королевского кортежа, по большей части остались в Вендас-Новас, пережидая ненастье. Но дождь не прекращался. Он шел и вечером, когда появились первые экипажи из кортежа доны Марии-Аны, напоминая не столько поезд монархини, сколько обоз беспорядочно отступающей армии. Упряжные лошади с трудом волокли кареты и повозки, у иных подгибались передние ноги, и околевали бедняги на месте, прямо в упряжи. Челядинцы и конюхи размахивали факелами, галдеж стоял оглушительный, и такая тут пошла неразбериха, что невозможно было разместить всех спутников королевы по надлежащим апартаментам, так что многим пришлось вернуться в Пегоэнс, где они в конце концов и нашли себе приют, одному богу ведомо, в сколь плачевном состоянии. Ночь ознаменовалась великими несчастьями. Наутро обнаружилось, что пали десятки лошадей, не считая тех, что остались на дороге оттого, что не выдержали кости или сердце. Дам одолевали головокружения, а то и обмороки, кавалеры пытались скрыть усталость, расхаживая в плащах по гостиным, а дождь, не прекращаясь ни на миг, заливал землю, словно Бог, разгневавшись по какой-то особой причине, неведомой людям, коварно решил повторить всемирный потоп, на сей раз без надежды на спасение.
Королева хотела поначалу отправиться в Эвору уже на рассвете, но ей разъяснили, сколь это опасно, да вдобавок многие экипажи задержались в дороге, их отсутствие крайне повредит внушительности кортежа. А дороги, да будет ведомо вашему величеству, в невозможном состоянии, когда его величество проезжал, это уже было сущее бедствие, а что творится теперь, ведь дождь идет не переставая день и ночь, ночь и день, но градоначальник Монтемора уже получил приказ собрать людей, которым будет поручено привести в порядок дороги, засыпать промоины и заровнять рытвины, а ваше величество отдохнет нынче, одиннадцатого числа, в Вендас-Новас, в величественном дворце, построенном по приказу короля, здесь к вашим услугам все удобства, беседуйте в свое удовольствие с принцессой, дайте ей последние материнские наставления, Видишь ли, дочь моя, мужчины ведут себя как скоты в первую ночь, в остальные ночи тоже, но первая худшая из всех, нам-то они говорят, что будут очень осторожны, что больно не будет, но потом, вот тебе крест святой, сама не знаю, что на них находит, начинают глухо рычать, рычат словно псы, прости господи, а нам, бедняжкам, одно остается, терпеть, покуда не удастся им довести дело до конца, а бывает, и не удается, и в этих случаях нам не следует над ними смеяться, это для них обида смертная, самое лучшее притвориться, будто ничего не заметила, ведь если в первую ночь не получится, так получится во вторую или в третью, от страдания нас никто не избавит, а сейчас я велю послать за сеньором Скарлатти, пусть поможет нам позабыть про ужасы этой жизни, музыка великое утешение, дочь моя, равно как и молитва, но, по моему суждению, музыка все может заменить, если молитва всего не заменит.
Покуда королева давала дочери наставления и Скарлатти играл на клавесине, случилось так, что Жуана Элваса забрали чинить дороги, таковы превратности случая, от коих не всегда можно уберечься, перебегает человек из-под ската крыши одного дома к другому, укрываясь от дождя, и слышит голос, Стой, это полицейский, по тону сразу понятно, и столь неожиданным был окрик, что Жуан Элвас не успел даже прикинуться древним стариком, представитель власти, правда, поколебался, увидев больше седины, чем ожидал, но в конце концов, приняв в расчет быстроту бега, решил, что сей признак существенней и тот, кто в состоянии эдак перебирать ногами, управится с лопатой и заступом. Когда Жуан Элвас вместе с прочими, кто попался на глаза полиции, добрел до места, где дорога расползалась под лужами и топями, там уже сновало множество людей, они подвозили землю и камни с тех пригорков, что посуше, работа, что называется, здесь копай, туда кидай, еще приходилось рыть канавы для стока дождевой воды, что ни работник, то перемазанное глиной пугало, чучело, привидение, скоро Жуан Элвас был под стать всем прочим, уж лучше сидел бы себе в Лиссабоне, как ни старайся, а к детству обратной дороги нет. Весь день гнули они спину, работа была тяжелая, дождь приутих, и это оказалось лучшей подмогой, потому что удалось хоть как-то утрамбовать землю, лишь бы ночью не полило снова, тогда все снова расползется. Дона Мария-Ана спала хорошо под пышным своим пуховиком, подоткнутым со всех сторон, шум дождя приятно убаюкивал ее, но при одинаковых причинах следствия могут быть разными, все зависит от случайностей, от характеров человеческих, от забот, что люди уносят с собою в постель, и случилось так, что в ушах инфанты доны Марии-Барбары далеко за полночь все еще звучала частая дробь, доносившаяся с неба, а может быть, не давали ей покоя слова, услышанные от матери. Из тех, кому пришлось поработать на дороге, одним спалось хорошо, другим скверно, все зависело от степени усталости, потому что на отсутствие крова или харчей пожаловаться нельзя было, ее королевское величество не поскупилась, дала людям и приют, и горячую пищу, оценила их труды.
