Кэтлин Вудивисс - Приди, полюби незнакомца
Не обращая внимания на Ленору, которая хотела помочь ему, Малкольм с трудом поднялся на ноги и медленно побрел к дому.
Эштон подобрал отлетевший в сторону пистолет и улыбнулся. Какою мудростью руководствуется это оружие? Среди других оно безошибочно нашло этого дурака.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Роберт Сомертон вернулся домой с гостем, человеком примерно своего возраста и тоже большим любителем выпить, говорили, что Сэмюэл Эванс художник, и, действительно, рисовальщиком он был изрядным, пусть даже Леноре его рисунки не нравились. Он любил набрасывать что-либо машинально за письменным столом в гостиной, где они частенько сиживали с Робертом. Там он с большой охотой разглагольствовал о своих многообразных приключениях. Ленора поразилась, до чего он любит хвастать, приукрашивать свои жизненные подвиги. При этом казалось, что чем ярче разгорается его фантазия, чем больше он расписывает свои доблести, тем быстрее бегает перо по бумаге. На ней возникали странные фигуры и длинные прерывистые линии, которые скорее напоминали какую-то удивительную словесную вязь, нежели ландшафт или человеческий профиль. По этой части у него явно мало что получалось, однако же почерк он менял, при желании, виртуозно. Восхищенная его умением Ленора смотрела, заглядывая ему через плечо, как он по-разному выводит собственное имя.
— Подумаешь! — усмехнулся Роберт. — Я тоже так могу.
Сэмюэл недоверчиво засмеялся.
— Нет, мой друг, не так. Вы-то, пожалуй, и собственного имени не напишете так, чтобы его можно было разобрать. Так можно ли вам доверять перо?
— Сейчас я докажу вам! — Усмехаясь, Роберт опустил перо в чернильницу и демонстративно медленно прикоснулся им к бумаге. Закончив, он полюбовался достигнутым результатом и горделиво протянул бумагу гостю и дочери.
— Вот, полюбуйтесь! «Роберт Сомертон». Ясно как Божий день.
Ленора, улыбаясь, взяла бумагу, но поначалу разглядела только какие-то закорючки и загогулины; тут она наморщила лоб, припоминая другой автограф. Похоже, она видела его на книге пьес, принадлежавшей отцу. Правда, непонятно, как это может быть. Надписывать чье-то имя в собственной книге? Кому это нужно?
Ленора, ни слова не говоря; вопросительно посмотрела на отца. Последнее время она чувствовала, что он к ней подобрел. Почему, сказать трудно, но во всяком случае приятнее, когда к тебе относятся, как к дочери, а не как к пустому месту. И все же нередко она находила в своем сердце лишь чувство жалости к отцу.
— Ну, Ленора, — он протянул ей перо, — покажем этому доброму человеку, какой у нас прекрасный почерк. — Он усмехнулся, кинув быстрый взгляд на гостя, который, в свою очередь, внимательно следил за отцом и дочерью. — Твое имя, девочка. Покажи, на что ты способна.
Ленора взяла перо, наклонилась к столу и готова уже была вывести свое имя, как внутри нее все вдруг похолодело. В глазах Сэмюэла Эванса появилось нетерпеливое выражение, словно он дождаться не мог, когда же она выполнит эту простую задачу. Сама не зная почему, Ленора насторожилась. Сравнение почерков — это же такое простое, невинное... почти бессмысленное занятие. По крайней мере, так это должно быть.
Ленора положила перо на стол и, уловив изумленный взгляд отца, быстро пошла к двери. С дорожки донеслось конское ржание. Это была Красотка. С нею занимался Хикори. Он водил ее на веревке, а она шла легким галопом, исполняя разные номера для публики, состоявшей из одного зрителя.
— Это новая кобыла Эштона, — объявила Ленора, довольная, что появился предлог отвлечься. Если это просто мнительность, она не хотела бы понапрасну никого обижать, но если это не просто забава, у нее нет никакого желания потакать их капризам... если, конечно, они не объяснят, зачем им это понадобилось.
— Какая красивая, правда?
Роберт пробормотал что-то неопределенное и пошел к буфету наполнить стакан.
— Я не особенно разбираюсь в лошадях.
Ленору это замечание неожиданно удивило. Почему она, собственно, решила, что отец любит лошадей и сам является отличным наездником или, по крайней мере, был им? Она слегка наморщила лоб, и в памяти снова всплыл автограф на сборнике пьес.
— Я тут все гадала, сэр, — ей по-прежнему трудно было называть Роберта отцом, — кто такой Эдвард Гейтлинг.
Роберт от неожиданности поперхнулся и изо рта у него выплеснулась струя желтоватой жидкости. Она попала в Сэмюэла Эванса, и тот вскочил, вытирая лицо и рукав. При этом он бросил сердитый взгляд на Роберта. Тот с трудом отдышался и еще долго откашливался. Утерев лоб платком, он уселся в кресло и неуверенно посмотрел на Ленору.
— А почему ты спрашиваешь, девочка?
Ленора снова посмотрела в сторону дорожки, провожая восхищенным взглядом Красотку, которая проделывала разные фигуры, едва касаясь, казалось, земли копытами. Вспомнив наконец, что отец задал ей вопрос, Ленора оглянулась.
— Просто я натолкнулась на это имя в твоем сборнике пьес, и мне стало любопытно, кто это.
— Это один актер. Когда-то я был с ним знаком. Он... гм... надписал мне этот томик после спектакля.
— Ясно.
Впрочем, ясности не было, наоборот, все только больше запуталось. В почерке отца ей чудилось что-то загадочное. А может, это всего лишь воображение и она делает много шума из ничего?
Коротко усмехнувшись, Роберт шагнул к ней.
— Кстати, об автографах. Ленора, ты собиралась...
Не дослушав его, она снова вышла на веранду, оставив мужчин, а заодно и эту проблему в гостиной. Спустившись с лестницы, Ленора направилась к газону, где Хикори любовно поглаживал Красотку по шее и приговаривал, какая она замечательная лошадка.
— Ну что, как она вам нравится, миссис Уингейт? — спросил он, широко осклабившись.
Ленора удивленно подняла брови.
— Я ведь теперь миссис Синклер, Хикори.
— Знаю, так все говорят, миссис, но я-то, я все никак не могу поверить, что такая дама, как вы, могла выйти за такого человека, как мистер Синклер. — Хикори печально покачал головой. — Это кому же может в голову прийти убить такую кобылку, как наша Красотка?
Ленора криво улыбнулась.
— Мой отец как-то сказал, что о человеке всегда можно судить по темпераменту лошади, кото... — Она в явной растерянности оборвала себя на полуслове. Ведь только что отец сказал, что ничего не понимает в лошадях, так откуда же она взяла, что он говорил что-то в таком роде?
Хикори еще шире расплылся в белозубой улыбке.
— У мистера Уингейта полно великолепных лошадей, это я вам точно говорю, миссис.
Она потрепала лошадь по шее и взглянула на Хикори.
— Ведь ты любишь его, верно, Хикори?
— Да, мэм, — Хикори энергично закивал головой. — Очень люблю.