Луиза Мишель - Нищета. Часть первая
Мадлена ускорила шаг и, заглянув домой, чтобы узнать, не вернулся ли муж, отправилась на Национальную улицу. Но там она столкнулась с несчастьем, подобным ее собственному. Вдова Микслен, сидя на табуретке перед погасшим очагом, тряслась как в лихорадке. Она была моложе Мадлены, но последняя с трудом узнала приятельницу, настолько горе исказило ее черты. Вид женщины внушал сострадание.
Прачка рассказала, что единственная ее радость, свет ее очей, маленькая Роза пропала. Эта ужасная беда случилась еще в понедельник, пять дней назад. Сама она отправилась стирать, а девочку оставила в привратницкой — ведь Роза такая рассудительная, на нее можно положиться, как на взрослую. Но когда мать вернулась с бельем, комнатка оказалась пуста… В течение дня вдова Микслен не особенно волновалась, думая, что Роза у соседей, но когда наступила ночь и девочка не пришла, мать совсем обезумела. Она справлялась в морге, в полиции, повсюду, побывала даже у гадалки. Безуспешно! Нигде ничего… Ее просьбу о розыске дочери г-н N. оставил без ответа. На поиски она истратила все свои скромные сбережения; горе ее придавило, работа не шла на ум. Чужое белье мокло в лохани, но ей было безразлично. Какой теперь смысл жить? Никакого! Оставалось только умереть. О, если бы кто-нибудь сжалился и убил ее! Никаких иллюзий она не питала, отлично понимая, зачем похитили Розу, ее невинную дочурку. Роза была слишком красива, и она, безрассудная мать, не раз хвалилась ее несравненной красотой… Это и принесло несчастье. Но она найдет дочь; суд ей не нужен, она сама отомстит, сама распорет брюхо злодею, похитившему девочку. А что, если Розу убили?.. Ведь и такое бывает… И дрожь, то ли от лихорадки, то ли от ужаса, вновь сотрясала бедную женщину…
Мадлена вернулась домой с камнем на сердце. Она думала о том, что не ей одной приходится сетовать на судьбу. Однако это не облегчало ее горя. Наступала ночь, а Жак все еще был в тюрьме, и Анжела не возвращалась… Другая на месте Мадлены совсем не отчаялась, но она мужественно пыталась бороться, заставляя себя вести хозяйство, заботиться о детях. О, если бы она могла раздобыть хоть какую-нибудь работу! Это помогло бы ей не поддаться горю, обмануть нетерпение, усыпить скорбь. Увы, нечего было и думать о том, чтобы отыскать какой-нибудь заработок. Покушение на Руссерана закрыло перед семьей Брода-ров двери всех мастерских. Мадлене оставалось лишь смириться со своей горькой участью. Ах, если бы муж вернулся!.. Теперь уже недолго ждать. И она не решалась идти на розыски Анжелы, боясь разминуться с Жаком. Нужно, чтобы его кто-нибудь встретил. Муж дома — и уже одной бедой меньше, одним защитником больше… Она хорошо знала своего Жака: это настоящий муж, настоящий отец! Уж он найдет работу! Чтобы прокормить семью, он, если понадобится, пойдет и камень дробить на дорогах. Мысли о муже растрогали бедную женщину, и ее горевшие от бессонницы глаза наполнялись слезами. Жак должен скоро вернуться! Правосудие не будет правосудием, если задержит невинного человека в тюрьме!
Но время шло, и Мадлена напрасно ожидала прихода мужа и дочери.
Внезапно ступени лестницы заскрипели под чьими-то легкими шагами. Быть может, это Анжела? Наконец-то! Мадлена поднялась, чтобы открыть дверь, но задрожавшие от волнения ноги подкосились, и она вновь опустилась на стул.
Раздался стук, отозвавшийся в сердце матери. Это не дочь: Анжеле нет нужды предупреждать о себе… Нет, в комнату вошла незнакомая девушка. Бледная, взволнованная и смущенная, она сообщила, что ее только что выпустили из арестного дома, где она находилась вместе с Анжелой, которая ужасно обеспокоена судьбой маленькой Лизетты, оставшейся в комнате Олимпии еще в ночь на четверг. По выходе из тюрьмы она сразу поспешила на улицу Пуассонье, чтобы оказать ребенку помощь, но отвратительная старуха привратница не пустила ее, даже не выслушав, в чем дело. Теперь она пришла за матерью Анжелы, чтобы та помогла ей уломать эту ведьму: бабушке это удастся легче. Но нельзя терять ни минуты, дело не терпит: с четверга прошло уже столько времени…
— С четверга! — воскликнула Мадлена. — А сегодня?
— Суббота.
— Суббота! Значит, малютка погибла! А моя дочь? Моя дочь в тюрьме? О, мадемуазель, я не верю вам, не могу поверить! Ребенок… Этот ангелочек, наша Лизет-та!.. О бедная, бедная моя Анжела! Нет, это мне снится! Когда у людей столько горя, как у нас, то и во сне преследуют ужасы… Я очнусь сейчас, подождите минуточку, я очнусь!
— Сударыня, поймите: если вы хотите спасти ребенка, дорога каждая минута. Увы, это не сон… Все, что я вам говорю, чистая правда. Скорей же!
— Пошли! — воскликнула Мадлена в полном замешательстве. — Я иду за вами… Ведите меня, моя милая, сжальтесь надо мной! Видите, я совсем потеряла голову, даже не поблагодарила вас… Но вы не знаете, как мы несчастны, откуда вам знать? И вы говорите, что моя дочь… О Боже, Боже, только этого еще не хватало! А теперь Лизетта… О, это уже слишком, слишком!
Мадлена встала, но не двинулась с места: ноги ее словно налились свинцом. Напрасно Клара Буссони — читатель, конечно, уже узнал ее — тянула несчастную женщину за собой. В этот момент дверь распахнулась, и Анжела, судорожно, со всей силой материнской любви и отчаяния прижимая к себе трупик Лизетты, в разорванном платье, с распущенными волосами, мертвенно-бледная упала к ногам матери.
XL. Допрос
Жака допрашивали уже несколько раз. Он, разумеется, категорически отрицал свою причастность к преступлению, в котором его обвиняли. Бродар доказывал, что у него не было никакого повода покушаться на хозяина. От природы прямодушный, он до сих пор даже в мыслях не имел, что Руссеран мог быть виновником позора Анжелы. Это хозяин-то, его хозяин, чуть ли не товарищ? Да он счел бы себя подлецом, если бы такое подозрение пришло ему в голову!
Чистосердечное отрицание Бродаром своей вины казалось следователю верхом хитрости. Чтобы уличить его в непоследовательности и сбить с толку, он предоставил ему думать, что Руссеран умер. Вполне понятно, что эта маленькая уловка ничуть не подействовала на Бродара. Ему важно было установить свое алиби, то есть доказать, что его не было в Париже в день покушения. Оно произошло тридцатого марта, после полудня, а он приехал утром тридцать первого. Все проще простого! Но кто мог это подтвердить? Дядюшка Анри? Свидетельство родственника не принимается в расчет. И какую цену могло иметь отрицание вины, если следователю удалось всякими каверзными вопросами настолько сбить Жака с толку, что он начал путаться в датах? К тому же письмо, посланное им Руссерану, по ошибке было неправильно датировано, и это противоречило его показаниям.
