Нэн Райан - Буря в песках (Аромат розы)
Тетя Эмили приняла его сторону.
— Я старалась заставить ее, Пекос, — сказала она и встала с дивана. — Но что еще хуже, она ничего не ела за ужином.
Его черная бровь угрожающе приподнялась.
— Это непростительно. — Лицо Пекоса посуровело. Но его выражение смягчилось, когда он взглянул на тетушку. — Тетя Эм, ступай спать; я примерно накажу эту глупую девчонку.
— Пекос, дорогой, от ужина осталось много еды. Почему бы тебе и Анжи…
— Мы поужинаем, — заверил Пекос свою обеспокоенную тетку. — Перестань терзаться понапрасну. Увидимся утром.
— Да, дорогой. — Все понимающая маленькая женщина пошла к лестнице, подобрала юбки и улыбнулась им: — Спокойной ночи, дети.
— Спокойной ночи, — сказали они хором, и Пекос направился к спальне Анжи, крепко прижав ее к груди.
Они начали целоваться, еще не дойдя до ее комнаты.
— Я скучала по тебе, — пробормотала Анжи и прижала губы к его рту.
— Я тоже, — прошептал он в ее волосы. — Я люблю тебя. Ты — моя женщина.
Они остановились у тяжелой двери, и Пекос наклонился, чтобы повернуть ручку.
— А какое наказание вы для меня придумали, господин? — Анжи дразнила его, в ее животе нарастало возбуждающее напряжение.
— Подобающее, — заверил он ее голосом, в котором чувствовалась страсть.
Наконец дверь распахнулась, Пекос ступил в комнату и ногой захлопнул дверь за собой.
— Я собираюсь хорошенько отшлепать тебя по очаровательной маленькой попке. — Он смотрел ей в глаза.
Анжи побледнела.
— Отпусти меня! — Ее глаза стали испуганными, на лице появилось выражение ужаса. Она начала бешено молотить руками по груди Пекоса.
— Да что, черт возьми, тебя так взволновало? — Смеясь, он теснее прижал ее к себе.
— Я не позволю тебе отшлепать меня, Пекос МакКлэйн. — Ее изумрудные глаза светились гневом и ненавистью, и она яростно вырывалась из его рук. В голосе Анжи звучало отчаяние. — Никто никогда не выпорет меня больше.
Смех застыл на губах у Пекоса. Пораженный, он тут же опустил ее на пол и смущенно смотрел, как она пробежала по полу и бросилась на кровать лицом в подушки. Он услышал, как приглушенные звуки рыданий наполнили тишину освещенной огнем камина комнаты. Не отрывая от Анжи взгляда, Пекос снял свое теплое пальто и провел рукой по растрепанным волосам. Сердце болезненно сжималось в его груди. Ее хрупкие плечи вздрагивали от громкого плача, лицо было зарыто в подушку.
— Я не плохая, не плохая. Я хорошая девочка, хорошая девочка. Не пори меня снова, папа, пожалуйста… Пожалуйста, папа, не надо… — ее истерический плач перешел в рыдания. — Я сделаю все, что ты скажешь… я… пожалуйста, не пори меня, не…
Пекос стоял над кроватью, и страх наполнил его душу. В растерянных глазах застыла жалость. Она была такая уязвимая, такая беспомощная! Что же произошло с этой бедной девочкой, что ее так напугало? Всего лишь шутливое упоминание о порке? Что за ужасы ей пришлось перенести за свою короткую, но тяжелую жизнь? Неужели какой-нибудь мужчина в прошлом избивал ее? Ее отец? Любовник? Управляющий какого-нибудь публичного дома? Пекос содрогнулся от подобного предположения. Жалость перемешалась с любовью. Он сел на кровать и положил свою руку на ее вздрагивающее плечо. Прошептал нежно:
— Дорогая, это я, Пекос. Твой Пекос, детка. Я никогда, никогда не причиню тебе боль. Разве ты этого не знаешь? Я просто дразнил тебя, Ангел. Мне так жаль, что я напугал тебя. Я этого совсем не хотел. — Его рука утешающе поглаживала ее. — Больше никогда не буду говорить такие глупости, малышка. Никогда.
Ее рыдания ослабли, Анжи сказала дрожащим голосом:
— Я… так… прости, понимаешь, папа часто… он…
Пекос потянулся к ней. Она не сопротивлялась. Он бережно положил плачущую девушку к себе на колени, обнял и прижал к груди. Легонько поцеловав ее в висок, прошептал:
— Ч-ш-ш, дорогая, все хорошо. Обещаю, никто никогда не сделает тебе больно. Даю слово. — Его надежные руки гладили ее дрожащую спину, его глубокий добрый голос утешал ее. — Никогда не подниму на тебя руку, моя драгоценная любовь, никогда. Никто не причинит тебе боль, пока сердце бьется в моей груди, обещаю.
— Пекос, Пекос, — тихонько плакала она, прижимаясь лицом к его рубашке, — ты не знаешь всей правды о…
— Не надо, дорогая, — сказал он, останавливая ее. — Не надо ворошить прошлое. Весь остаток жизни мы проведем вместе. Давай не будем вспоминать о плохом. Тебе теперь не надо ни о чем беспокоиться. Ни о чем. — Его объятия стали крепче. — А знаешь, чем мы сейчас займемся, малышка?
— Ч-чем? — она перевела дыхание.
— Мы отправимся в твою большую теплую ванную, — сказал он и поднялся, держа ее на руках. Проходя через комнату, он прошептал у ее горячей, залитой слезами щеки:
— И мы разденем тебя и положим в горячую воду. — У ванны Пекос наклонился, все еще не выпуская ее из рук и открыл краны. — Потом, — улыбнулся и сел на обитую бархатом скамеечку, удобнее устраивая ее у себя на коленях, — мы съедим наш ужин прямо здесь. — Его руки потянулись к пуговицам на ее корсаже.
Потерев тыльной стороной ладони припухшие веки, Анжи слабо улыбнулась.
— Пекос, ты сошел с ума.
— Возможно, — согласился он и продолжал раздевать ее. — Все равно мы это сделаем.
Когда он опустил ее в горячую пенистую воду, то поцеловал и прошептал:
— Дай мне десять минут, любимая. Обещай, что не убежишь. — Он погрузил палец в мыльную воду и коснулся им кончика ее слегка вздернутого носика. — Я люблю тебя; скоро вернусь.
Анжи весело улыбнулась, когда он вернулся с большим серебряным подносом, нагруженным тонко нарезанной ветчиной, сыром, хлебом, пирожными и бутылкой вина с двумя сверкающими бокалами.
— Могу я обслужить вас, мадам? — спросил он официальным тоном.
— Да, можете, — ответила Анжи, — вы можете раздеться и забраться в ванну. — Она потянулась и взяла с подноса ветку винограда, срывая сладкие ягоды со стебля и отправляя их в рот. Ее покрасневшие глаза округлились от удовольствия.
— Пекос! — Анжи недовольно поморщилась, когда он забрался в ванную с такой прытью, что мыльная вода окатила ее виноград.
Смеясь, он вырвал гроздь из ее рук, обнял Анжи и пробормотал шаловливо:
— Я гораздо слаще, чем этот виноград. — Пальцами приподнял ее лицо за подбородок. — Поцелуй меня.
Анжи пальчиком коснулась его полных губ и вздохнула. Ее рот на минуту прижался к его губам. Оторвавшись, она посмотрела ему в глаза.
— Я люблю тебя, Пекос, — услышал он ее шепот.
— О, моя девочка, — хрипло отозвался он и нежно поцеловал ее.
Расслабившись, она полулежали в ванне и смеялись как дети, поглощая ветчину и сыр и чокаясь бокалами с красным вином. В кровати Пекос крепко обнял ее и рассказывал о тяжелом дне, проведенном на пастбище, и о своих планах относительно увеличения поголовья скота и ремонта некоторых амбаров и конюшен.
