Анна Листопад - Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона
Македа почувствовала смущение от такой безграничной преданности. Раньше бы она восприняла подобную дань уважения со стороны жрицы как должное, но сейчас, открыв для себя иную веру, в которой каждый человек был подобен божественному сосуду, она чувствовала себя изменившейся:
– Полно, Эйлея! Ты свободная женщина и солнечная жрица. Поднимись с колен и вспомни, что именно тебя я выбрала среди остальных и взяла с собой в дальний путь. Ты – не просто жрица, а моя лучшая подруга! – вырвалось неожиданное признание у Македы. Она поддержала руку Эйлеи, когда та поднималась с колен, после чего обе женщины упали друг другу в объятия.
– Я давно заметила, что царь Соломон от тебя без ума, – с лукавой улыбкой сказала Эйлея, когда они, вдосталь наговорившись и рассказав друг другу обо всем, что накопилось за эти дни, сидели на ложе по-турецки и с аппетитом поедали орехи, финики и виноград, запивая вином и медовым напитком.
Македа смутилась под испытующим и шаловливым взглядом подруги:
– Ты права. Так решили боги, чтобы мы были вместе с царем Соломоном. Но ты ведь понимаешь, что скоро все закончится, – Македа опустила вниз погрустневшие глаза.
– Не грусти, повелительница. Я знаю, что ты хочешь сказать, – тихо и осторожно прервала ее Эйлея. – Но неужели тебе не хочется вернуться на родину уже сейчас? – бросила она пытливый взгляд на царицу.
– Хочется, – честно призналась та и повлажневшими глазами посмотрела на подругу.
– Э… так не пойдет! Поверь, тебе будет легче перенести предстоящую разлуку, если ты будешь знать, что дома тебя ждет твой народ и еще кое-кто… – она выразительно посмотрела на Македу.
– Не понимаю, о ком ты говоришь? – недоуменно спросила Македа.
– Я говорю об Алкионее. Этот философ на моих глазах просто умирал от тоски, когда ты уезжала. Неужели ты не заметила, какими глазами провожал он тебя, когда мы садились на верблюдов?
– Нет, – искренне ответила Македа, тщетно пытаясь вспомнить, мелькало ли лицо философа в праздничной и пышной сутолоке, когда они отъезжали. Впрочем, она не считала его любовь слишком значимой для себя. Для нее это был всего лишь надежный и преданный друг.
– Жаль, царица. Если бы ты помнила его взгляд, тебе было бы проще забыть царя Соломона! – беспечно произнесла Эйлея и, подхватив с золотого блюда особенно спелую янтарную виноградинку, с удовольствием отправила ее себе в рот.
– Ты не права, Эйлея! Неужели ты думаешь, что можно сравнить мудрого и могущественного царя Соломона и какого-то придворного философа? Или заменить серьезную и настоящую любовь преданной дружбой между мной и другим мужчиной? – возразила Македа.
– А зачем заменять? – удивилась Эйлея. – Из испытанной временем преданной дружбы между мужчиной и женщиной при их обоюдном старании обычно вырастает и расцветает пышным цветком настоящая любовь, основанная на взаимном доверии и уважении. Она будет крепкой еще и потому что подкреплена не только стремлением телесной близости, но и искренней дружбой! Вспомни, как ты раньше относилась к Алкионею? Тем более что он был тебе не только нежный друг, но и прекрасный любовник… – вырвалось у Эйлеи неожиданное признание. Она сделала многозначительную паузу и шаловливо посмотрела на подругу. Македа вспыхнула.
– Ты и об этом знаешь? – растеряно спросила она.
– О госпожа! Прости меня, если мое признание оскорбило тебя! – смущенно пробормотала Эйлея и стыдливо спрятала губы ладонями. – Слова вырвались у меня совершенно случайно. Мой язык – мой враг! – она виноватым взором смотрела на повелительницу.
Македа пожала плечами и, вздохнув, произнесла:
– Я знаю, что ты желаешь мне добра. Прошу же тебя, продолжай.
Эйлея пылко кивнула в ответ:
– Клянусь! Подобное больше не повторится. Но позволь мне закончить свою мысль. Не вижу причин, почему бы тебе не создать брачный союз с Алкионеем. Вы оба умны, разбираетесь в науках и книгах, молоды и красивы! Что тебе еще надо? Живи, прекрасная Македа, и радуйся жизни! – сказав, Эйлея с беспечным видом откинулась на ложе и грациозно потянулась. Ее темные косы расплелись и кудрявой волной запутались среди пышных подушек. Она наблюдала за Македой, прикрыв глаза, пока не почувствовала, что засыпает. Спустя время Македа наконец очнулась от своего приступа грусти и пощекотала жрицу по голому животу:
– Довольно нежиться, ленивая. Пойдем купаться.
Они резвились и плавали в бассейне до вечера.
В саду было тихо. Низко нависшие над мраморной чашей серебристые ивы окунали свои ветви в лениво колышущуюся чистую воду, создавая вокруг прохладную и влажную тень. Над кромкой бассейна поверх травы был проложен широкий каменный желоб, уходящий к невидимому отсюда источнику. Желоб был темный от времени и склизкий, по нему в чашу бассейна стекала журчащая и прохладная вода, но, попадая в ограниченное камнем пространство, она нагревалась и становилась пригодной для купания. Выйдя из воды, подруги улеглись сохнуть на траву, в изобилии растущую среди влажного тенистого тепла, и стали смотреть сквозь колышущиеся над их головами ветки в вечереющее небо. На Иерусалим быстро опускался теплый и бархатный вечер, унося дневной зной.
– Сегодня я скажу царю Соломону, что решила покинуть Иерусалим и вернуться на родину, – промолвила Македа, задумчиво глядя в небо.
– Берегись, царица, мне кажется, что он не сразу смирится с твоим решением. Ему будет трудно расстаться с тобой. Весь гарем, как встревоженный злой улей, который месяц жужжит о тебе как о самой великой любви Соломона! Ты знаешь, что после того, как он с тобой познакомился, он не прикоснулся ни к одной из своих наложниц, – предупредила Эйлея. Она приподнялась, достала из корзины покрывало и укуталась им.
– Я знаю. Но это решение богов и мое, – в голосе Македы звучала непреклонность.
– Своим решением ты отвергаешь его любовь. А если царь Соломон не простит тебя и велит заточить в каменную башню? – в страхе спросила Эйлея. – Что я тогда буду делать?
– Как что? – задорно рассмеялась Македа. – Ты станешь его наложницей.
– Что ты! Что ты! – воскликнула Эйлея и в испуге округлила глаза. – Царь Соломон, бесспорно, один из самых красивых мужчин, которых я когда-либо встречала, но я предпочту остаться свободной и закончить свои дни на родине, а не в гареме могущественного иудейского правителя!
– Ну, что ж! Придется исполнить твое желание, – рассмеявшись, сказала Македа.
Внезапно она почувствовала облегчение. От того, что она попрощается с царем Соломоном и его любовью, ее жизнь не закончится. Она – царица, и на ней лежит ответственность за свою страну и народ, который любит ее и доверяет ей. И пусть ее жизнь будет трудной и одинокой, но она будет наполнена иным более значительным смыслом, нежели любовь. Ее долг – служить стране и народу. А это и есть любовь! Многие ли правители понимают это? Но ей надо идти вперед, любя и помня о прошлом…
