Лора Бекитт - Дочери Ганга
Ей часто задавали этот вопрос, и Грейс всегда отвечала по-разному. Сейчас она вдруг вспомнила о щелястом, продуваемом сквозняками доме, в котором они жили с матерью, и о комнатах пансиона, где топили так плохо, что даже ночью девушки не имели возможности раздеться до сорочки.
– Здесь я впервые узнала, что такое тепло.
– Это хорошо. И все же будьте осторожны. Кожа белых не приспособлена для нашего солнца, – сказал Дамар, но это прозвучало не как забота, а как лишнее напоминание о том, что, как и все остальные англичане, Грейс – чужая в этой стране, на этой земле.
Когда девушка выходила из комнаты, ей почудилось, что она оставляет позади себя нечто очень важное. Почти судьбоносное.
В дороге они с Аруном молчали. Грейс ощущала исходящие от него отчужденность и холод. Когда впереди показался пригород Варанаси, привычная картина с густыми деревьями, под которыми возчики распрягали быков, чтобы те могли пожевать солому и жмых, пока они сами будут печь на огне круглые лепешки, приправляя их солью, чесноком и топленым маслом, она спросила:
– Значит, я по-прежнему твой враг?
– Против вас я ничего не имею. Я раздосадован тем, что ни Дамар Бхайни, ни я не получили желаемое.
– С помощью мести ты не вернул бы себе ни душевное равновесие, ни… жену.
Арун молчал.
– Расскажи, что творится на фабрике моей тети, – попросила Грейс.
– Зачем это вам?
– Если когда-то эта фабрика в самом деле перейдет ко мне, я хочу знать, с чем имею дело.
Арун заговорил, и хотя он старался обойтись без лишних эмоций, в его голосе слышалась боль, которую он так и не смог загнать в дальние уголки души, как не сумел настолько иссушить свое сердце, чтобы оно превратилось в камень.
Грейс стало жаль его, и она спросила:
– Почему ты с Дамаром Бхайни?
– Так получилось.
– Ты мог бы уйти, но не уходишь.
– Потому что мне некуда идти. А еще я преклоняюсь перед ним. В отличие от меня, Бхайни знает, кто он и для чего живет на свете. Я никогда не гнушался бесчестных поступков, а он на редкость благородный человек.
Они расстались за два квартала до улицы, на которой стоял особняк Флоры Клайв. Не зная, что сказать индийцу на прощание, Грейс просто кивнула, и он сделал то же самое. В отличие от Дамара Бхайни, Арун не попросил у нее прощения, но девушка не винила его за это.
На город опустился вечер. Солнце медленно катилось к золотистому краю горизонта. Откуда-то доносились печальные голоса засыпающих павлинов, слышался вечный, как сама жизнь, плеск Ганга. В эти часы над городом словно раскинулась шамиана – сказочный восточный шатер.
Подойдя к воротам теткиного особняка, Грейс с новой силой осознала, что ей не хочется возвращаться.
– Ты цела и невредима? Тебе удалось сбежать?! – воскликнула Флора, окинув внимательным взглядом племянницу.
– Меня отпустили.
– Без выкупа?
– Они поняли, что совершили ошибку.
– Неужели? Тогда их глупость нам на руку, – усмехнулась Флора и добавила: – Пойдем. Ты наверняка устала и голодна. Пережить такое потрясение – это не шутка!
– Со мной хорошо обращались, – сказала девушка. – Скорее не как с пленницей, а как с гостьей.
– Благородные похитители? На мой взгляд, это просто свора бандитов. Полагаю, тебе придется рассказать властям все, что ты знаешь: сколько их, где находится их логово. Похоже, это важное политическое дело. Раджпуты пытаются вернуть отнятое и изыскивают способы вооружить свою армию. Хотя ясно, что, если бы к ним не прибился этот паршивец Арун, они никогда бы не вышли на нас с тобой.
Когда Грейс с Флорой устроились в гостиной за чашкой чая, тетка продолжила:
– Вот гаденыш! Мало того, что хотел задушить меня, так еще посмел протянуть свои грязные руки к тебе! Я рада, что мне все-таки удалось оставить метку на его красивом лице!
Молодой, но далеко не такой привлекательный, как Арун, слуга-индиец держал медный сосуд, из которого струился горячий густой крепкий чай с ароматом кардамона и еще каких-то приправ. Однажды, когда юноша был недостаточно расторопен, Флора отшвырнула чашку. Обжигающий напиток попал ему на руки, но он только кланялся и извинялся.
Грейс не стала задумываться над тем, какие последствия может иметь то, что она собиралась произнести.
– Скорее вы оставили метку в его душе. А еще Арун рассказал, что творится на опийной фабрике.
Взор Флоры был немигающим и холодным, как у змеи.
– И что? Ты ему веришь?
– Ему было трудно не поверить.
– Ты не должна была разговаривать с ним! – взорвалась Флора. – Он едва не убил меня!
– Я могу побывать на фабрике? – спросила Грейс, игнорируя ее тон.
– Зачем?
– Чтобы увидеть производство.
– Зачем? – повторила Флора. – Я уже говорила тебе, что особы нашего уровня не участвуют в управлении фабриками, не вникают в суть мелких проблем. Для этого существуют другие люди, которые заботятся о наших деньгах. Мы только снимаем сливки, наслаждаемся, развлекаемся, воплощаем свои мечты, живем так, как хотим жить.
Грейс, пока что не получившая от жизни ничего из того, что ей хотелось бы получить, спросила:
– Правда, что при перемешивании опийного сырца люди зачастую гибнут от бессилия, тонут прямо в котлах?
– Индия сама есть гигантский котел, человеческая мешанина, – ничуть не смутившись, усмехнулась Флора. – Сколько индийцев умрет, сгинет в грязи, столько и народится. Это чужая жизнь, жизнь насекомых под нашими ногами. Не стоит пытаться их понять, а тем более глупо сочувствовать им. С тобой я могу быть откровенна, не так ли?
Поскольку Грейс молчала, явно осуждая тетку, та добавила:
– Что это за мужчины, один из которых ради денег похищает девушку, а второй готов вырвать чек из рук старухи!
Это был веский довод, и все же Грейс сказала:
– На Аруна сильно повлияла гибель его любимой жены. У второго человека англичане отняли власть, а у его людей – землю.
– Ты поёшь с чужого голоса. Ведешь себя неразумно и ранишь меня своей неблагодарностью. Похоже, ты забыла, как жила в Лондоне! Думаешь, выйдя из пансиона, ты нашла бы место гувернантки в приличной семье? Твоей судьбой стал бы работный дом. Тебе бы пришлось набивать коробки спичками и травиться фосфором – за шиллинг в день или задыхаться от пуха в чесальном цехе хлопковой фабрики – за полтора! – презрительно произнесла Флора.
Грейс вспыхнула.
– Я ничего не забыла!
– В таком случае я нахожу наш разговор бессмысленным. Ты жива и здорова, а мои деньги, которые в конце концов достанутся тебе, целы. Все сошло, как надо. Сейчас нам стоит подумать, как замять последствия этой истории. Я дам свое согласие на то, чтобы власти допросили тебя, но только один раз.
