Никки Донован - В оковах страсти
Он изнывал от желания, с каждым мигом набиравшего силу. Его самые смелые фантазии нашли воплощение. Экзотическое, знойное бесстыдство сирийской танцовщицы в сочетании с неприступной, королевской отчужденностью Николь. Она олицетворяла восточную богиню, сочетание секса и вожделения. Несмотря на гнев и ненависть, ему хотелось пасть перед ней на колени и боготворить ее.
Выражение ее лица сменилось на роковое и вызывающее. Она начала извиваться перед ним. Он наблюдал за ней как завороженный. Сирийская танцовщица двигалась с холодным расчетом, имея откровенное намерение разжечь в нем огонь, раздразнить его и выманить как можно больше денег из его мошны. Танец Николь был более выдержанным и загадочным.
Она закрыла глаза, словно, танцуя, предавалась охватившим ее ощущениям. На ее губах играла еле уловимая улыбка.
Она подошла к нему плотнее. Ее обдало его жаром. Ее ноздри уловили его запах: смесь настоянной на травах ванны и его мужского естества. Его теплое дыхание щекотало ее лицо. Она наклонилась над ним и взяла в руки его лицо, потом прижалась губами к его рту.
Их рты соединились, но тела не касались друг друга. Губы слились в поцелуе и языки переплелись. Она извивалась, раздираемая распиравшим ее желанием.
— Если хочешь, чтобы я погасил твой пожар и наполнил тебя на всю глубину, тебе придется развязать меня. — Удовлетворенная улыбка промелькнула на его лице.
Она откинулась назад, тяжело дыша. Ей не хотелось освобождать его. Ей нравилось управлять своими эмоциями, хотя они с каждой минутой набирали все более опасную скорость.
— Нет, — ответила она и толкнула его.
Он упал на спину, растянувшись на постели, и тут же приподнялся, опираясь на связанные руки, метнув на нее сердитый взгляд. Его возбужденная плоть торчала вверх обелиском пламенной страсти.
Глава 25
Она взяла его в руку, обвив бледными тонкими пальцами толстую багровую мякоть пики, и принялась сверху вниз поглаживать, начиная от стреловидного наконечника. Он вздрагивал и пульсировал под ее ласками.
Она вскинула глаза и поймала его взгляд. Он молча метал в нее сердитые молнии. Но кроме неистовости и ярости в его взгляде она заметила беспомощность и уязвимость, словно, прикасаясь к его обнаженному телу, она трогала его душу. Она ласкала его, наблюдая за лицом. Его глаза горели, как два раскаленных угля, черты были искажены, словно сладкая пытка, которой он подвергался, была непереносима.
Она села на него верхом и опустила бедра. С нетерпеливой неистовостью он вдруг пришел в движение и, резко вскинув бедра, погрузился в нее. От могучего удара она всхлипнула. Нежную плоть обдало жаром, и в глубине утробы вспыхнули искры острого чувственного наслаждения. Она ахнула и закричала, когда яркое ощущение достигло пика и затем стремительно толкнуло ее вниз по темной спирали экстаза.
Прижавшись друг к другу, как два утопающих, они неслись в стремительном потоке пронзительных переживаний.
Когда все кончилось и неудобство позы дало о себе знать, Николь выпрямилась и сползла со своего насеста. Однако любовная пылкость не сняла существовавшее между ними напряжение. Он наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Его лицо хранило выражение суровости и неутоленного голода.
— Развяжи меня, — произнес Фокс. Но его слова скорее походили на требование, чем на просьбу, и она испугалась.
Отчаянная смелость и лихорадочное возбуждение, владевшие ею во время танца, прошли, и теперь у нее не укладывалось в голове, что все происходило в реальности. Ей с трудом верилось, что она могла опоить его зельем, чтобы потом с помощью Рейнара принести в опочивальню и заставить жаждать любовных услад. Неужели она и в самом деле танцевала перед ним, откровенно выставляя напоказ свои прелести в стремлении разжечь в нем вожделение? Она не в состоянии осмыслить, как получилось так, что она его толкнула на спину, а сама уселась верхом на него.
Немного поразмыслив на эту тему, она захотела все повторить еще раз, но оставить теперь его руки свободными, чтобы он мог ласкать ее грудь, придерживать за ягодицы и направлять ее движения, когда она оседлает его большой и божественный орган. Но легкое беспокойство не позволило ей предаться своей фантазии. То, что он позволил ей на него взгромоздиться и получить удовлетворение, еще не означало, что он больше не испытывал к ней вражды. Возможно, что теперь, после ее вольной проделки, когда она столь бесстыдно узурпировала его власть, он гневался на нее еще больше.
Она придумала и осуществила план, в котором отвела мужчине пассивную роль. Она произвела подбор трав; чтобы наполнить благоуханием его тело, выбрала ленты, чтобы связать его запястья. Она дразнила и соблазняла его, предлагая то, что, связанный по рукам, он не мог взять. Она целовала его, исследуя его губы подобно тому, как когда-то он исследовал ее. Она ласкала на его глазах свое тело, в то время как он оставался зрителем.
— Развяжи меня, — повторил Фокс. Теперь его голос смягчился; и просительные интонации прозвучали более выражено. Она ему не доверяла, но хорошо сознавала, что выбора у нее нет. Лучше освободить его сейчас, пока его сердце согревали воспоминания об удовольствии, полученном от их неистовой скачки.
Она приблизилась к нему, вдыхая смешанные запахи, исходившие от его теплой гладкой кожи. Он неотступно следил за ней взглядом, когда она подтянулась к спинке кровати, чтобы развязать ленты, лишившие свободы его руки. Она завязывала их сама, чтобы точно знать, что путы не жмут и не ранят его кожу. Шелковые ленты, выбранные ею, были надежными и одновременно мягкими, однако распутать их оказалось непростой задачей.
Николь сосредоточенно занималась лентами, медленно и упорно колдуя над узлами, помогая себе ногтями. Едва почуяв свободу, он принял вертикальное положение и растер запястья. Она хотела соскользнуть с кровати и опустила на пол ногу, когда он схватил ее и резко вернул на место, после чего Приподнялся над ней на локтях.
Все произошло столь стремительно, что у нее закружилась голова. Только тут она вспомнила, что человек, над которым она хотела властвовать, был воином, жизнь которого зависела от быстроты его реакций. Сколько врагов, интересно, сумел он обхитрить аналогичным образом?
Теперь, лежа на спине, она сама оказалась в беспомощном положении. Она смотрела на него расширенными от ужаса глазами и тяжело дышала.
— Ты сковала меня по рукам и ногам, чтобы получить то, что хочешь, — изрек он. — Теперь мой черед.
Его взор из-под полуопущенных век оставался непроницаемым, но его глаза шарили по ее телу с жадностью изголодавшегося зверя. Под его пристальным взглядом она почувствовала, что ее возбуждение снова набирает силу. Она хотела ему отдаться, каким бы он ни был, жестоким, злым или карающим; она готова принять все, что бы он ей ни предложил.
