Дженнифер Блейк - Испанская серенада

Это было так непохоже на Рефухио, которого Пилар уже немного знала или ей казалось, что знала. Трудно было поверить в то, что произошло, даже после такого откровенного саморазоблачения. Но слова были сказаны, и Пилар волей-неволей пришлось признать это.

Но не так-то просто было убедить Балтазара.

— Выходит, ты не будешь против, если дон Эстебан убьет Пилар, — скептически поинтересовался он.

— А что это докажет, кроме того, что у убийцы есть оружие, с которым он умеет обращаться?

— Ничего, — согласился великан. — Но это заставит тебя испытать такие же муки, какие ты заставил испытать меня. Я бы с превеликим удовольствием повернул время вспять, чтобы отдать Пилар на растерзание индейцам, а потом потребовать, чтобы ты убил ее.

Рефухио покачал головой. Его взгляд, устремленный на Балтазара, был ясным и твердым.

— Я убил Исабель не потому, что ты приказал мне это.

— Неужели? А мне почему-то припоминается совсем обратное.

— Вполне возможно, — мягко сказал Рефухио. — Но я больше склонен думать, что ты заставил меня убить Исабель, поскольку чувствовал, что она все равно потеряна для тебя.

Пилар смотрела на них, понимая, что ее несчастья кажутся ничтожными по сравнению с тем, что пришлось пережить этим двоим. И если сердце Пилар разрывалось, то что можно было говорить о тех, чья боль была во сто крат сильнее. Но Пилар заметила еще кое-что. Она видела, как дон Эстебан наблюдает за всеми ними, посмеиваясь про себя.

Она торопливо заговорила, повинуясь какому-то внутреннему порыву:

— Вы не должны обвинять друг друга в смерти Исабель, потому что настоящий виновник стоит вот тут, рядом с вами.

Балтазар искоса посмотрел на нее.

— Что ты сказала?

— Если бы не дон Эстебан, никому из вас не пришлось бы покинуть Испанию. С него началась эта длинная цепочка обстоятельств, которая в конечном счете и привела нас сюда. Все началось со смерти отца Рефухио, причиной которой был дон Эстебан. Гибель моей матери тоже на его совести, но главное вот что: если бы он не похитил Висенте и не увез его с собой в Луизиану, то мы сейчас преспокойно жили бы дома, в Испании, и Исабель была бы с нами.

— Если бы Карранса не украл у меня изумруды… — начал дон Эстебан.

— Прошу принять во внимание, что это была ошибка, — сказал Рефухио. — Одна из многих. Помимо этого, я полагаю, что дон Эстебан гораздо больше причастен к смерти Исабель, чем вы думаете.

— Как это? — Балтазар подозревал, что его хотят обвести вокруг пальца.

— Не верь ему, — быстро вставил дон Эстебан. — Он пытается запутать тебя, чтобы переманить на свою сторону.

— На свою сторону? — угрюмо переспросил Балтазар.

— Никаких фокусов. Просто логическое умозаключение, — пояснил Рефухио. — Дон Эстебан путешествовал в обществе торговцев, французов, которые имели дело со многими индейскими племенами, свободно владели их языком и предлагали для обмена стальные топорики, ножи, мушкеты, словом, вещи, имеющие исключительную ценность в глазах индейцев. Вспомните, поначалу отряд индейцев неотступно следовал за нами, словно примерялся, с какой стороны им сподручнее будет нанести удар… или же высматривал, чтобы окончательно убедиться, что мы именно те, кто им нужен.

— Ты подразумеваешь, что им заплатили за то, чтобы они напали на нас? — Видно было, что мозг Балтазара напряженно заработал.

— Думаю, взамен наших скальпов им были обещаны мушкеты.

Балтазар обернулся к дону Эстебану:

— Так это ты натравил на нас этих убийц, этих краснокожих дьяволов? Ты послал их, зная, что при этом можем пострадать я и Исабель?

— Не говори чепухи! — взвизгнул дон Эстебан, но при этом опасливо отодвинулся от великана. — На вас напали, потому что вы вторглись на индейскую территорию. Я здесь совершенно ни при чем.

— Но твой-то отряд не пострадал, — уточнил Рефухио.

— Это ничего не доказывает!

— Не в привычках Рефухио бросаться пустыми обвинениями. — Голос Балтазара звучал угрожающе.

— Не понимаешь, чего он добивается? Чтобы мы перегрызли друг другу горло! — закричал дон Эстебан, брызжа слюной.

— Вполне вероятно, что к этому все и идет, — ответил Балтазар.

— А как же он?! — Голос дона Эстебана срывался на визг. — Ты же сам говорил, что именно Карранса настоял на кругосветном путешествии.

Балтазар задумался. Воцарилась гробовая тишина. Пилар перехватила взгляд Рефухио. Она знала, что дон Эстебан был прав: Рефухио пытался повернуть дело так, чтобы двое его врагов начали сводить счеты между собой. Тогда как же быть с его заявлением, что хижина окружена? Нет, его поведение говорило только об одном: никто не прячется там, в темноте, с оружием наготове. Но Пилар не хотела думать об этом, ведь тогда следовало, что Рефухио находится здесь один, безоружный, в руках этих людей, которые больше всего на свете хотят его смерти. Получается, что все, что он наговорил здесь, было ложью.

Но если она права, то просто обязана помочь ему.

Пилар заговорила, тщательно обдумывая каждую фразу:

— Балтазар, ты все время ищешь, на кого бы свалить вину. Но ведь ты сам в не меньшей степени причастен к смерти Исабель, чем остальные. Если бы ты не выстрелил в Рефухио во время нападения индейцев, Исабель не покинула бы укрытие и апачи не похитили бы ее. Ты в очередной раз попытался убить своего вожака, за это тебе заплатили, как и за то, что ты стрелял в него на корабле, во время атаки пиратов, и за то, что заменил затупленный клинок на настоящий в Гаване, в том поединке. Зачем ты делал все это? Какая сила заставила тебя объединиться с моим отчимом против твоих товарищей?

Великан натянуто усмехнулся:

— Рефухио забрал любовь моей Исабель, не скрывая при этом, как ее чувства мало значат для него. Он отнял у нее все, но не отпускал от себя, не давал ей жить своей жизнью.

— Я делал все, что от меня зависело, — печально заметил Рефухио.

— Да уж, конечно. Ты притащил женщину, Пилар, в наш дом в горах, чтобы унизить Исабель, чтобы дать ей понять, что она не в твоем вкусе.

— Чтобы показать ей, какая женщина может занять место в моем сердце и какая мне действительно нужна. Я пытался этим сказать Исабель, что не могу любить ее, я хотел, чтобы она свыклась с этой мыслью и наконец-то приняла твою любовь.

— Она так и сделала, но что в этом толку, если она не отвечала мне взаимностью. Я отдавал ей всю мою нежность, всю страсть, всего себя, а что получал взамен? Только жалость.

— Это неправда, — вступила в разговор Пилар. — Она любила тебя.

— То, что она испытывала ко мне, было скорее похоже на сестринскую привязанность.

Пилар тряхнула головой.