Анастасия Туманова - Цыганочка, ваш выход!
Пожав плечами, Нина перебросила через руку плащ и быстро пошла следом за молодым чекистом.
На улице, у калитки, дожидался знакомый чёрный автомобиль. Приходько открыл дверцу для Нины, она торопливо, без всякого изящества опустилась на жёсткое сиденье и встревоженно посмотрела на своего спутника.
– Так в чём же дело, товарищ Приходько?
Тот, не отвечая, старательно рылся в своём кармане. Нина с растущим изумлением смотрела в его осунувшееся от недосыпа лицо с трёхдневной щетиной. Наконец Приходько извлёк на свет божий помятый кусок картона и, помедлив, протянул его Нине.
– Ваша?
Нина растерянно приняла прямоугольничек, всмотрелась… И пальцы вдруг задрожали, кусок картона запрыгал в них и чудом не выпал на землю.
– Но… как? Откуда она у вас?
С фотографии на Нину смотрела она сама – молодая, смеющаяся, раскинувшая руки в танце. Это была одна из тех карточек Нины Молдаванской, которые перед войной продавались в магазинах и сотнями ходили по всему Петербургу. Та самая, с заломленным углом и потёртыми краями, которую Нина видела у Наганова: он носил её в кармане с осени четырнадцатого года – первого военного года, когда он впервые увидел певицу Молдаванскую. Он солдатом отправлялся тогда на фронт. Семнадцатилетняя Нина выступала перед полками на Варшавском вокзале. Она не помнила об этом – столько было тогда этих выступлений, столько солдат, офицеров, даже генералов… Сейчас карточка была наполовину измазана чем-то буро-коричневым, так что видны были только голова юной артистки и одна рука.
– В чём это она вся? – машинально спросила Нина… И тихо ахнула, не дождавшись ответа.
– Господи… Максим… Боже мой, он… Товарищ Приходько, что с ним, он… он жив?!
На лице напряжённо следящего за ней молодого чекиста появилось явное облегчение.
– Ну вот, хорошо. А то я боялся, что глупость делаю. Я вас увидел на этой карточке и сразу узнал.
Нина почувствовала, что у неё темнеет в глазах и постыднейшим образом дрожат колени. Она знала, что Наганов никогда и никому не показал бы этой карточки, не рассказал бы о ней. С трудом переведя дыхание, она глухо спросила:
– Что с ним, скажите? Это его кровь?
– Да, – серьёзно ответил Приходько, глядя поверх головы Нины в исчерченное голыми ветвями небо. – Мы знали, конечно, что у Штопора имеются сообщники, но не думали, что они так быстро сгребутся в кучку. Нас обстреляли в Охотном, когда мы второй раз из «Савоя» возвращались. Мне повезло, только фуражку пробили да личность вот царапнули немного. А Максим Егорович… Откуда только узнали, с-сволочи!
– Он жив? – закрыв глаза, снова спросила Нина.
– Полчаса назад был жив, – хмуро сказал Фёдор. – В больнице сейчас. Карточку мне в приёмном покое отдали вместе со всем остальным, я глянул и сразу вас узнал. Ну и вот… решил всё же за вами поехать. Потому как всё может статься, а у него, кроме вас, никого нет…
– Господи, да едем же, Фёдор, едем скорее, сколько можно болтать?! – вдруг отчаянно вскричала Нина, захлопывая тяжёлую дверь машины, на которую опирался Приходько, с такой яростью, что чекист чуть не упал. – Садитесь, и быстрей, черти бы вас взяли!!!
Через минуту дребезжащий автомобиль, распугивая рёвом мотора ребятню и бороздя лужи, нёсся вниз по Солянке. Фёдор ловко вертел баранку, изредка поглядывал на сидящую рядом женщину. Нина, не замечая этого, смотрела прямо перед собой, губы её были плотно сжаты. По бледной щеке медленно, словно нехотя, ползла одинокая слеза.
Под высокими, гулкими сводами приёмного покоя было пусто, и вбежавшая внутрь Нина замерла, растерянно оглядываясь. Но вошедший следом Приходько уверенно повлёк её за собой по длинному коридору.
У крайней двери сидел на табуретке пожилой красноармеец в сбитой на затылок фуражке. При виде Приходько он поднялся.
– Что там? – кивнув на закрытую дверь, спросил Фёдор.
– Пока всё так же, – удручённо ответил тот. – Доктор у него. А это, стало быть, супруга прибыла?
– Да, да, – торопливо, опередив запнувшегося Фёдора, сказала Нина. – К нему можно, товарищ, миленький?
– Так не мне решать-то… – Солдат крякнул, снова растерянно глянул на Приходько. – Как товарищ доктор распорядятся…
– Надо подождать, Антонина Яковлевна, – отрывисто сказал тот.
Нина кивнула, обхватив плечи руками, отошла к высокому окну и застыла там неподвижно, как статуя, вся залитая блёклым светом. Приходько и солдат переглянулись, молча, не сговариваясь, полезли за папиросами.
Доктор появился через десять минут – усталый человек с желтоватым, худым лицом и нескладной фигурой, на которой мешком висел застиранный халат. Приходько и солдат вскочили. Нина резко обернулась от окна.
– Более ничего сделать невозможно, – сухо сказал врач, обращаясь к Приходько. – Пули мы, слава богу, извлекли, все четыре, но кровопотеря очень большая… И проникающее ранение печени к тому же… Теперь только ждать. Организм молодой, сильный… Надежды, впрочем, мало.
– Доктор, можно к нему? – хрипло спросила Нина. – Я его жена, пожалуйста, пустите…
– Жена? – Врач, только сейчас заметив Нину, без особого интереса посмотрел на неё из-под круглых очков. – К нему, гражданка, сейчас нет смысла входить, он без сознания. Поезжайте лучше домой, мы вам сообщим, когда будет нужно. Здесь вам делать нечего.
– К чёртовой матери! Я не поеду домой! – взорвалась Нина. – Никуда я отсюда не поеду! Сяду вот здесь и буду сидеть, пока он в себя не придёт! И не выгоните! Нет такого закона, чтобы жену от мужа раненого выкидывать! – Она решительно уселась на широкий подоконник, скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на мужчин. Фёдор озадаченно поскрёб затылок под фуражкой, покосился на врача.
– Доктор, это артистка известная, цыганка, Нина Молдаванская…
– А-а… То-то ваше лицо, гражданка, мне знакомо! – на осунувшемся лице врача появилась слабая улыбка. – «Савой»? «Усталые изломы поцелуев»?
– Да, да! – с надеждой сказала Нина. – Пожалуйста, разрешите мне остаться! Я никому не буду мешать, тихонечко тут посижу…
– Ну, что ж… Хотя, повторяю, смысла нет. – Доктор снова внимательно посмотрел на Нину. – Подите сейчас в сестринское, помойте руки и получите халат. Обувь придётся снять. Вечером придёт другой врач, скажете, что я позволил.
– Я могу чем-то помочь?
– Совершенно ничем. Просто сидите, если вам угодно. Если пошевелится, придёт в сознание, позовите дежурную сестру, стол в конце коридора.
– А… скоро он может очнуться?
– Вот уж не знаю. Возможно, через час, возможно, завтра. Возможно, что и вовсе… Вам надо быть готовой ко всему, проникающие ранения – вещь опасная. Я сейчас скажу, чтобы вам принесли стул.
