Кейт Фернивалл - Жемчужина Санкт-Петербурга
— Не надо! — закричала Валентина, отбиваясь. — Тебе станет хуже. Швы разойдутся.
Он все же подтащил ее к себе, обхватил рукой за талию и поцеловал. Губы ее были мягкими и податливыми, но темные глаза остались открытыми и были полны гнева.
— Валентина, — прошептал он, — я не отдам ему тебя.
Она коротко вздрогнула и крепко прижалась головой к его шее.
— Я всегда была твоей. С первой минуты, когда увидела тебя. А теперь ложись.
Он позволил ей уложить себя на подушки и вытереть кровь с подбородка, но талию ее так и не выпустил. Она села рядом с ним, и только теперь он заметил у нее на щеке кровоподтек винного цвета. Он потрогал его, провел рукой по волосам, по уху, потом расстегнул две перламутровые пуговицы.
— Что ты с собой сделала? — спросил он.
— Ты про это? — Она прикоснулась к синяку. — Поскользнулась на льду.
Но он слишком хорошо ее знал. Йенс вспомнил про волков.
— Иди сюда.
Она наклонилась к нему и позволила поцеловать щеку. Запах ее кожи пробудил чтото у него глубоко внутри. И только теперь она улыбнулась. Широкая, немного насмешливая улыбка озарила все ее лицо. Валентина легонько чмокнула его в губы и снова села.
— Йенс, если ты будешь продолжать так на меня смотреть…
— Как так?
— Как будто хочешь съесть меня.
— О, я не сомневаюсь, ты очень вкусная.
— Если не прекратишь, я забуду, что я санитарка, и заберусь к тебе в постель.
Он приподнял угол одеяла.
— Я готов. Начинай надо мной издеваться.
Какоето время они смотрели друг на друга, и Йенс понял, что она увидела на его лице нечто такое, что он предпочел бы от нее скрыть. Впрочем, сил у него было не больше, чем у котенка, поэтому она только укрыла его и нежно подоткнула одеяло.
— Лучше я развлеку тебя музыкой, — улыбнулась Валентина.
— Каким образом? — Дыхание его начало слабеть, голова закружилась. — Собираешься свистеть?
— Подожди, сейчас увидишь.
Она поднялась с кровати, но его взгляд остался на том месте, где она сидела, там, где на одеяле была небольшая круглая вмятина. Он положил на нее руку и почувствовал тепло. Тут с противоположной стороны комнаты полилась музыка. Мелодичные звуки окутали боль, засевшую у него в груди, как вбитый гвоздь, притупили ее острие. Он поднял глаза и увидел ее. Его лесная нимфа стояла у изножья кровати и играла на скрипке. Плавные движения руки со смычком захватили его, он следил за ней как зачарованный, не в силах отвести взгляд.
— Спи, — пробормотала Валентина. — Засыпай, любимый мой.
Глаза Йенса против желания закрылись, и он тут же увидел себя плывущим по теплому благоухающему воздуху, гдето высоковысоко, там, где его не достанут никакие волки. И его сопровождала ангельская музыка.
Прошло несколько дней, и Йенс стал отправлять Валентину в госпиталь. Она сердилась.
— Сколько можно со мной возиться? — говорил он, хмуря брови. — Возвращайся на работу и дай мне отдохнуть. Когда ты рядом, я не могу…
— Тише, мой сварливый викинг.
Она приложила палец к его губам, потому что знала, что он говорил неправду. Она понимала, почему он это говорит, но ей это не нравилось. Он отсылал ее в госпиталь, потому что не хотел, чтобы она лишилась работы. Медсестра Гордянская не терпела бы долго ее отсутствие, и они оба знали это.
Поэтому по утрам Валентина надевала накрахмаленную форму санитарки и отправлялась в госпиталь Святой Елизаветы, а вечером возвращалась в дом доктора Федорина. Она заходила в комнату Йенса, бросалась на кровать и изо всех сил прижималась к нему, как утопающий прижимается к спасательному кругу. Весь день она проводила среди целого моря лиц, где ей не хватало воздуха. Вздохнуть свободно она могла, только когда входила в эту спальню и видела, с какой радостью ее встречают его зеленые глаза. Он смотрел на нее так, словно жизнь для него начиналась только с ее приходом.
— Скучал по мне? — спросила его Валентина, поцеловав в губы.
— Нет, — рассмеялся он. — Весь день я блаженствовал в кровати, спокойно спал, но потом пришла Аня и стала читать мне вслух. Кухарка Федорина сварила куриный суп.
Девушка нахмурилась.
— Ты так скоро превратишься в толстого лентяя, набоба, которого должны с утра до вечера обхаживать женщины. В следующий раз я принесу веер и стану тебя обмахивать.
— Что может быть лучше?
— Я знаю коечто, — игриво улыбнулась Валентина, и ей тут же пришлось соскочить с кровати, чтобы не быть пойманной. — Ты еще не выздоровел, — строго напомнила она.
— Но ты — мое лекарство, я не могу без тебя.
Говоря это, он улыбался, но взгляд его заставил ее сердце замереть. Он понимал, что говорил. Ни одно его слово не было сказано просто так. Чтото сдвинулось у нее внутри, исчез тот холодный страх, который сидел в ней с того самого дня, когда он в своем кабинете ради дуэли отказался бежать с ней. Валентина медленно вернулась на кровать, легла на одеяло рядом с ним, вдохнула его теплый горьковатый запах и обняла так крепко, что у него вырвался стон.
Дверь с трещиной приоткрылась.
— Опять вы?
Прием мог быть более радушным. Всетаки Валентина пришла сюда через весь заснеженный город не для того, чтобы поглазеть на Вареньку.
— Да, опять я.
Дверь открылась шире, и девушка вошла в комнату. Помещение выглядело лучше, чем в прошлый раз. Стало чище и светлее. В углу постариковски ворчал огонь, из горшка на столе поднимался запах горячей еды. Варя была в ярком платке.
— Похоже, вы устроились на работу, — заметила Валентина.
— Да.
— Я рада за вас.
Она думала увидеть улыбку или даже услышать благодарность, ведь она сдержала слово и порекомендовала женщину на должность уборщицы в модный дом мадам Анжелик, но, похоже, Вареньке были незнакомы правила хорошего тона.
— Что ей нужно?
Голос раздался с кровати. На ней, растянувшись, лежал Иван, раздетый до пояса и с расстегнутыми брюками. Валентина поняла, что пришла не вовремя, и ее щеки тут же вспыхнули.
— Добрый вечер, Иван, — смущенно произнесла она.
В госпитале она часто видела раздетых мужчин, даже бывало, что и совсем голых, но это было совсем другое. В том, как он подложил под голову мускулистые руки, Валентина почувствовала некоторую агрессивность. Грудь его скрывали густые черные волосы, маленькие яркие глаза смотрели неприветливо.
— Я пришла поговорить с вами, — сказала девушка.
Иван опустил ноги на пол, но остался сидеть на краю кровати, поставив локти на колени. Застегивать брюки он, похоже, не собирался, и за расстегнутыми пуговицами Валентине были видны черные курчавые волосы.
