Сьюзен Виггз - Огненный рай
Образы знакомых ей людей возникли в мозгу Бетани: Финли, обыкновенный печатник, превратившийся в горячего патриота; толпы людей, марширующих по улицам Ньюпорта и требующих равных прав; Гуди Хаас, ткущая льняную ткань и отказывающаяся продавать ее англичанам; бедная женщина, убегающая с детьми в лес и готовая убить лошадь, чтобы та не досталась врагу.
Ее беспорядочные мысли вернулись к Эштону. Вспомнила, как он весь светился от гордости, поднимая малыша, чтобы тот слышал, когда зачитывалась «Декларация о независимости», а потом выполнял такие опасные поручения, что даже Комитет спасения умолял его остановиться, — и ее муж тоже не считает себя англичанином.
Бетани взглянула через стол на Абигайль: отливка пуль — скучное и утомительное занятие, но беременная женщина, казалось, не обращала на это внимания.
— А что если мятежни… американцы потерпят поражение? — спросила Бетани.
— Нет, не потерпим. Мы будем продолжать бороться, даже если для этого потребуется сто лет. — На ее губах появилась грустная улыбка. — Бетани, я не собираюсь заставлять тебя изменить свои взгляды. Посмотри, в кого ты превратилась за эти последние четыре года? Нет ничего, что даже отдаленно напоминало бы в тебе англичанку.
— Вы говорите, как Дориан, — грустно заметила Бетани. — Он все время выражает недовольство мною.
— Почему для тебя все еще важно мнение этого негодяя? — возмутилась Абигайль. — Неужели недостаточно, что он — организатор погрома Систоуна и собирался повесить твоего мужа?
Бетани замерла, краска отлила от ее лица, внутри все похолодело.
— Что вы сказали?
— О Боже, разве ты не видела Гарри?
— Последний раз мы встречались на дне рождения Генри, в апреле.
— Он собирался предъявить тебе доказательство, что Тэннер организовал нападение. — Абигайль быстро пересказала, к какому мнению пришли она и Гарри. Бетани слушала почти не дыша. Слезы брызнули из ее глаз: вероломство и шантаж Дориана, собственное унижение и одурачивание, угрызения совести — как могла она обвинять Эштона в преступлении, которого он не совершал, — перевернули ее всю. — Мне также известно, что Дориан — никакой не джентльмен, а сын лондонского кожевника, еще мальчиком сбежал с кочующим цирком, выполнял трюки на лошадях и понравился одному английскому лорду, который и приобрел для него офицерский патент.
— Эштон будет ненавидеть меня за то, что я не верила ему.
— Когда его мучили сомнения, разве ты ненавидела его?
Бетани покачала головой — любовь к Эштону всегда была для нее естественной, как дыхание.
— Мне надо вернуться к нему, хотя я даже не знаю, где он, — в отчаянии произнесла она. — Возможно, находится на пути в Бостон.
— Нет, — раздался сердитый мужской голос. — Хотя лучше бы он уплыл с французами.
— Финли! — Абигайль вскочила и бросилась обнимать мужа. Тот смотрел во все глаза на Бетани.
— Какого черта вы делаете здесь?
Бетани была смущена грубостью Финли, но слишком устала, чтобы требовать объяснений. Она поднялась на ноги.
— Пожалуйста, скажите, что с Эштоном?
— Самое время проявить женскую заботу. Об этом следовало думать, когда вы инсценировали собственную смерть. Разве вам не приходило в голову, как это могло на него подействовать?
— Какие странные обвинения, Финли. Я этого не делала. — Ее плечи поникли.
— Возможно, вы не хотели этого, но тело… женское тело… которое нашли. Эштон считает вас погибшей.
Бетани похолодела, вспомнив, как выглядела женщина Бага Вилли. Она закрыла лицо руками.
— Где Эштон?
— Горе сделало из него хладнокровного убийцу, а может и самоубийцу, я не стал дожидаться, чтобы убедиться, кого именно. Он собирался принять участие в захвате английской пушки. — Финли потер рукой лоб. — Ему теперь нечего бояться, так как он уверен, что потерял вас.
Охваченная ужасом, Бетани бросилась к двери.
— Нет, Бетани, не надо!
Абигайль взяла мужа за руку.
— Неужели ты думаешь, что сможешь остановить ее, любимый?
* * *Оседлав Корсара, Эштон влился в небольшой отряд, который назначил его своим командиром. Ответственность за людей придала ему новые силы; исчезли всякие нежные чувства, будто смерть Бетани лишила его человечности. Неужели только вчера он держал ее в своих объятиях и они занимались любовью? Еще помнится вкус ее губ и запах волос.
Он отбросил эти мысли и поправил саблю, висевшую на боку, — хватит ли ему злости рассечь человека этим клинком? Эштон глубоко вдохнул горячий летний воздух, четко осознавая, что, возможно, и его самого могут убить, но ему уже все равно.
Выхватив саблю из ножен, он высоко поднял ее над головой, отдавая приказ. Ярко-зеленые листья лета и кроваво-красные головки маков кружились в водовороте копыт лошадей, мчавшихся галопом вниз по склону холма. Сердце билось прямо в горле, кровь пульсировала с невиданной и ужасающей силой. Проскакав мимо своих, отряд врезался в английский строй. Один из солдат, подскочив к Эштону, угрожающе размахивал штыком, но сабля Эштона, просвистев в воздухе, рассекла несчастного — дикий крик вырвался из его горла. Началась стрельба, воздух наполнился запахом пороха; пуля, выпущенная из мушкета, просвистела мимо его уха, — все эти звуки, запахи и опасность придавали ему уверенность и силу.
Выкрикивая проклятия, англичане в ужасе разбегались от грозного всадника на зловеще-черном коне, напоминавшего раненого зверя: человек, отдавший себя на волю случая, отчаявшийся в жизни, представлял устрашающее зрелище. Еще один солдат, попавшийся Эштону на пути, распрощался с жизнью. Удар отдался всаднику в плечо, лезвие сабли стало алым — кровь окропила землю, словно красные маки.
Всадники из отряда Эштона кружили вокруг пушки, угрожающе крича, размахивая саблями и ружьями, не чувствуя запаха пороха, пропитавшего воздух. Повстанцы, охваченные желанием достичь цели, сомкнули ряды и, казалось, были готовы отразить любую атаку. Через несколько мгновений из их рядов раздались торжествующие крики.
— Эти дьяволы отступают! — кричал Гарри. Его восторженное лицо и повязка почернели от пороха.
Эштон остановил лошадь, осматривая вытоптанное пространство вокруг большого орудия. Бабочки порхали над безжизненным телом убитого английского солдата.
Кровь перестала стучать у Эштона в висках, ему стало страшно от той жестокости, которая охватила его во время боя. Американцы, впервые ощутившие радость победы, бросали шляпы в воздух и восторженно кричали, а Эштон испытывал совсем другие чувства.
За эти несколько минут он осознал, что такое война и во что она способна превратить человека. Продолжая размышлять, Эштон отвел Корсара в сторону, в тень деревьев. Вдруг рядом раздался щелчок взводимого курка. Подняв глаза, он увидел Дориана Тэннера, целившегося в него из револьвера. Раздался его издевательский смех.
