Лаура Кинсейл - Летящая на пламя
Внезапно он резко оттолкнул ее от себя, припечатав к стене.
— Черт бы тебя побрал! — зло выругался он. — Чего ты хочешь от меня, чего добиваешься? Неужели ты думаешь, что я сам не хочу этого, но ведь ты отлично знаешь, насколько это рискованно! — Он закрыл глаза и откинул голову, на его шее пульсировала жилка. — Нет. Нет.
Олимпия поцеловала его мускулистое плечо.
— Пожалуйста, — снова прошептала она и попыталась смелыми ласками вновь возбудить его, надеясь, что он потеряет голову. Когда по телу Шеридана пробежала судорога, Олимпия обхватила руками его бедра и залепетала: — Это будет так хорошо… так хорошо…
— К черту! — взревел Шеридан и отпрянул от нее.
Разочарованная, Олимпия видела теперь только его напряженную спину. Шеридан застегнул брюки, а затем, повернувшись к ней и все еще тяжело дыша, заговорил, вцепившись в ручку двери так, что побелели костяшки его пальцев:
— Мне надо поговорить с тобой. Не соизволит ли ваше королевское высочество надеть халат?
— Шеридан…
— Оденься!
Олимпия схватила измятую фланелевую рубашку с пола и натянула ее через голову.
— Ну вот, ты доволен? Может быть, ты прикажешь мне еще в одеяло завернуться?
— Это не помешало бы.
Олимпия плюхнулась на койку и накрылась одеялом — не из-за Шеридана, а потому что в каюте, в которой совсем недавно было так жарко, теперь ее бил озноб.
— Вот так, — сказала она. — Ты можешь повернуться и без боязни взглянуть на меня, Я не собираюсь приставать к тебе.
Шеридан отошел от двери и сел на ее дорожный сундук, ие глядя на девушку. Казалось, Шеридан увидел на полу что-то чрезвычайно любопытное, — так пристально он разглядывал доски у своих ног.
Олимпия с грустью смотрела на его ширинку, видя, что ткань брюк все еще сильно топорщилась.
— Прости меня, — сказала она. — И не злись понапрасну. Шеридан провел рукой по волосам и нахмурился.
— Я тоже не хотел обидеть тебя, — сказал он глухо. — Но пойми, я не могу допустить, чтобы с тобой случилась беда. Но, Боже, если бы ты знала, как мне трудно, неужели ты хочешь сделать мою жизнь невыносимой? Я ведь не святой, Олимпия.
Он тяжело вздохнул. Глядя на его застывший профиль, Олимпия вдруг почувствовала угрызения совести. Любовь захлестнула ее с новой силой.
— А кому нужны святые? — тихо спросила она. — Я бы предпочла падшего ангела.
Он криво усмехнулся и искоса взглянул на нее.
— Из меня вряд ли получится падший ангел, потому что мне, в сущности, неоткуда падать. Я никогда не был добродетельным. Кстати, как оказалось, добродетель у тебя тоже не в чести.
Олимпия поджала губы, чувствуя, что краснеет.
— Да, но если бы мы поженились, — начала оправдываться она, — то в нашем поведении не было бы ничего порочного. Напротив, оно выглядело бы вполне добродетельным. «Кто нашел жену, тот нашел благо» — так говорится в Книге притч Соломоновых.
— О Боже, ты совсем спятила, если можешь цитировать Священное писание после того, что ты мне говорила пять минут назад.
— Да ты ханжа! — изумленно воскликнула Олимпия, глядя на него во все глаза.
— Я не ханжа, просто я стараюсь не терять головы. Мы не женаты, запомни это! И ради Бога не забывай, что все на этом корабле считают нас братом и сестрой! — Шеридан нервно потер висок. — У меня стынет в жилах кровь при мысли о тех последствиях, которые может иметь моя уступчивость!
— Но ведь мы могли бы им сказать всю правду. Какое это было бы облегчение! И капеллан тут же обвенчал бы нас.
— Нет, ты совершенно не умеешь трезво мыслить, — сказал Шеридан.
— Мой дядя теперь никак не сможет добраться до нас. Так чего же нам бояться? С тех пор как мы покинули Англию, все обстоятельства изменились. — Олимпия пристально смотрела в глаза Шеридану, пытаясь внушить ему те чувства, которые испытывала сейчас сама.
Он, храня непроницаемое выражение лица, некоторое время выдерживал ее упорный взгляд, но затем все же отвел глаза в сторону.
— Да, все изменилось с тех пор, — сказал он. Олимпия хмуро наблюдала за ним. Шеридан поигрывал замочком дорожного сундука, на котором сидел, опустив глаза, так что Олимпия не могла разглядеть выражение его лица. Впервые за все это время в ее сердце шевельнулся страх.
— Ты же сам предлагал мне выйти за тебя замуж, — сказала она. — Там, на острове, помнишь? Или это была шутка?
Замочек на сундуке звякнул.
— Нет, это была не шутка, — сказал Шеридан, упорно глядя в пол.
Олимпия перевела дух и замерла в ожидании.
— Но я не помню, что ты сказала мне в ответ на это предложение, — язвительно добавил он, продолжая позвякивать замочком.
Олимпии хотелось сейчас броситься ему на шею и прижать к груди, но вместо этого она сказала:
— Ты заснул и поэтому не слышал моего ответа. Шеридан откинулся назад, прислонившись спиной к стене. Глаза его были закрыты.
— Мне кажется, что я спал все последнее время. — Он тряхнул головой. — Спал и видел сны.
— Сны? — прошептала Олимпия. — Да, совершенно фантастические.
Горло Олимпии перехватило, и она с трудом могла говорить.
— Так, значит, теперь ты уже не хочешь жениться на мне?
— По здравом размышлении эта идея кажется мне глупой и опасной. Подобная затея могла бы мне дорого обойтись.
Олимпия оцепенела. Она сидела с закрытыми глазами и не могла дышать от боли, которую причинили его слова.
— У тебя же есть голова на плечах, — резко сказал он. — Сейчас мы оба зависим от Фицхью. Подумай, что он сделает, если ты скажешь ему правду! Наш драгоценный капитан не отличается особым милосердием, ты же слышала, какая участь по его милости постигла Бакхорса и остальную шайку.
— Они это заслужили, потому что были настоящими убийцами.
— Конечно, эти негодяи заслужили подобную смерть, но молодой человек, по-видимому, становится довольно кровожадным, когда речь, как ему кажется, заходит о справедливом возмездии, вот в чем дело. Я хорошо знаю подобный тип людей, поскольку постоянно сталкивался с ними в жизни. Сам он не может позволить себе обычные человеческие удовольствия из-за жестких моральных принципов, впитанных им с молоком матери, но приходит в неописуемый восторг и возбуждение от того, что с кого-то другого заживо сдирают шкуру во имя справедливости. — Шеридан встал и начал расхаживать из угла в угол крошечной каюты. — И в довершение всего этот желторотый ублюдок воображает, что влюблен в тебя. Он вне себя от страсти. Теперь посуди сама, что он сделает, если узнает правду? Узнает, что я не твой брат, а мошенник, похитивший обожаемый предмет его страсти и склонивший ее к интимной близости?
— Он вовсе не такой, каким ты его изображаешь. И потом, ты не похищал меня.
