Лоретта Чейз - Дочь Льва
— Ты думаешь, что я орудие дьявола? — спросил он.
— Ты пытался разрушить мою страну, погубил моего отца, ты не только украл мое приданое, но и меня, покрыв позором мою семью. — Она заметила, что повысила голос. Уже тише она добавила: — Для тебя нет никаких оправданий.
Он и это обдумал.
— Ты по-своему права, исключая ту часть, что касается отца, потому что я не имею никакого отношения к его смерти. Несмотря на все мои недостатки, я не хладнокровный убийца. К тому же убивать его было глупо и опасно. — Он пожал плечами. — Но ты не желаешь мне верить, потому что ты горячая голова, тебе надо кого-то обвинять. Что касается других моих «преступлений» — не стану противоречить. Я мог бы только объяснить свои намерения. Вскоре я это сделаю, но не сейчас. Ты слишком возбуждена.
— Я не возбуждена! В таких обстоятельствах ни один мужчина не остался бы спокойным. И еще мне не нравится, что надо мной насмехаются, как будто я ребенок, — и я не горячая голова!
Он сделал плавный, утешительный жест.
— Однако это так. Ты волевая, упорная и кровожадная. Странно, что я хочу такую женщину, но так уж случилось. Вначале все было иначе. Поначалу ты была мне нужна как заложница, чтобы утихомирить Джейсона. После его смерти мне не было от тебя пользы. К несчастью, у моего кузена возник каприз познакомиться с твоим спутником. И там, в Тепелене, мне пришлось симулировать страсть. Не знаю, в какой момент это перестало быть симуляцией. Только помню, что, когда ты набросилась на эту свинью, английского лорда, какая-то отрава проникла в мое сердце, потому что я взревновал. Я захотел, чтобы это меня ты язвила своим жестоким язычком. Я желал, чтобы я мог успокаивать тебя, хотя был уверен, что ты пришла меня убить.
Эсме поежилась. Он, конечно, лжет. Он скрылся вместе с ней из мести и, если б мог, удушил бы ее по той же причине. Но его голос оставался сладким, нежным.
— Ты мне не доверяешь, — сказал он и опять одарил ее смущенной улыбкой. — Я сам себе не верю. Я получил хорошее образование, знаю, что демонов не существует, хотя веду себя так, как будто они во мне сидят. Когда ты сбежала из Тепелены, я понимал, что, если пущусь в погоню, за мной последует Али, но это меня не остановило. И они меня поймали, отвезли в Янину, где врачи Али начали меня травить. Видишь ли, к тому времени он как-то узнал о моей нелояльности. Я одиноко лежал на кровати, медленно умирал и видел, что мои надежды рухнули, потому что женщина сделала меня глупым и опрометчивым.
— Это тщеславие сделало тебя глупым, — сказала она. — Ты хотел иметь то, что тебе не принадлежит: королевство Али, женщину, которая тебя ненавидит.
— Нет, ты просто делаешь меня козлом отпущения. Ты убедила себя, что должна меня ненавидеть. Я постараюсь, чтобы ты поверила в обратное.
Она хотела, чтобы он потерял выдержку, как-то проявил враждебность, потому что его нежная терпеливость странно волновала. Мягкий голос обвивал ее шелковыми сетями.
Он опустил глаза.
— Послушай. — Он взял ее за руку и крепко сжал. — Я был воспитан для интриг. Я могу заставить мужчин и женщин сделать почти все, только не заглянуть в мою душу. Всевышний дал мне привлекательную внешность и ум. Я научился использовать их как инструмент, всегда расчетливо. Ты это знаешь.
— Да, и очень хорошо. — Его близость беспокоила больше, чем следовало бы. Он только мужчина и свой дар использует, чтобы заставлять других делать то, что он хочет, он сам сказал. Но Эсме не могла не вспомнить ходившее о нем поверье: что он не совсем человек. Изящные пальцы слишком тревожили ее. Вариану она не смогла противиться. Может быть, она питает слабость к мужчинам, к определенного типа мужчинам? Возможно, Исмал более умелый и менее принципиальный, чем ее муж. Она говорила себе, что любит Вариана и всем сердцем ненавидит Исмала. И все-таки близость Исмала, его запах, его прикосновение… это приводило ее в ужас.
— Не бойся меня, *~ сказал Исмал, и ее сердце застучало как молот.
Эсме торопливо заверила себя, что он не умеет читать мысли. Просто ее выдало тело: похолодевшая рука, за которую он держался, и учащенное дыхание.
— Если не хочешь, чтобы я тебя боялась, прекрати свои игры.
— Ты желаешь, чтобы я говорил и действовал прямо, как ты? — Исмал вздохнул и снова поднял на нее глаза. — Я давно потерял эту способность. Жить при дворе Али — это все равно что без конца играть в шахматы: делать обманные ходы, заманивать в ловушку. Я всегда был хорошим игроком, пока ты не приехала в Тепелену, и я заболел тобой. Но ты меня вылечишь, маленькая воительница. Когда мы ляжем вместе, мы станем частью друг друга. Ты меня узнаешь и со временем пожалеешь.
Эсме отшатнулась, но не выдернула руку. Она не хотела вступать в физическую борьбу, в которой проиграет.
— Я не хочу тебя, — проговорила она, — а то, что я тебя когда-нибудь пожалею, — чудовищная мысль.
— Ты не понимаешь. Позже поймешь.
— Я все хорошо уразумела. Ты хочешь меня изнасиловать.
Остальная чепуха — для твоего собственного развлечения.
Он щелкнул языком.
— Насилие мне ненавистно. Если ты желаешь принуждения, я отдам тебя команде. Когда они тебя обработают, ты станешь покладистее. Тогда я дам тебе второй шанс, потом, возможно, третий. У меня хватит терпения.
Эсме почувствовала, как кровь бросилась ей в голову.
— Проще принять меня, — сказал он. — Я не могу ожидать, что в моих объятиях ты проявишь страсть, потому что ты стоическая женщина. Я попрошу, чтобы ты потерпела.
— Потерпела? Нарушить свадебный обет, изменить мужу…
— Я твой муж по праву, — возразил он. — Я заплатил за тебя выкуп и был ограблен. Я чуть не потерял жизнь из-за того, что заявил свои права на тебя.
— Чушь. Ты получил шахматы. Ты заявлял так называемый выкуп за невесту много раз. — Голос Эсме был почти такой же тихий и спокойный, как у него. — Ты дикарь, не лучше Али.
Рука сжалась, глаза вспыхнули, но это и все. Его самообладание было устрашающим.
— Может быть, потому что Али сотворил меня тем, что я есть. Если ты хочешь лучшего мужчину, ты должна сделать меня таким. Как — это я покажу тебе еще до конца наступающего дня.
Закат не принес ничего такого, что изменило бы истекший день. Он неряшливо раскатал по небу над Ньюхейвеном тяжелое одеяло низких облаков. Унылый свет маяка медленно пронизывал черноту ночи.
Как несчетное число раз прежде, Джейсон — сейчас он был одет как судовой врач, в очках и черном парике, — бегло осмотрел суда, стоявшие в гавани. Он не разрешал себе думать, он только смотрел и полагался на инстинкт.
В Гибралтаре он позволил соображениям разума взять верх над инстинктом и задержался в Кадисе, на борту ошибочно выбранного корабля, на котором плыл министр иностранных дел. Тот громогласно возражал против досмотра судна и в итоге обвинил Джейсона в краже важных правительственных бумаг. Последующие за этим осложнения задержали Джейсона в Кадисе на неделю, и Исмал, который до этого момента опережал его всего на несколько часов, опять ускользнул.
