Филиппа Грегори - Королевская шутиха
— Как будто они всегда вежливы с нами… — возразил кто-то.
— Страна идиотов…
— Бедных и невоспитанных…
— Зато алчных!
— Хватит! — повторил принц.
Я поплелась за ними по галерее, вплоть до лестницы, ведущей в большой зал. Я была прикована к ним невидимой цепью, словно от этого зависела вся моя жизнь. Я вновь стала испанкой. Я слышала каждое их слово, хотя все их слова были злобной клеветой против единственной женщины, отнесшейся ко мне по-доброму, и против Англии — моей второй родины.
«Разворожил» меня не кто иной, как Уилл Соммерс. Я уже собиралась вместе с испанцами подняться в большой зал, когда шут схватил меня за руку и слегка встряхнул.
— Проснись, девочка! Ты видишь не самый лучший сон.
— Уилл, — пробормотала я, вцепляясь в его рукав. — Ой, Уилл!
— Давай, просыпайся, — сказал он мне, похлопывая другой рукой по спине. — Глупая ты девчонка.
— Уилл, тут испанцы…
Он оттащил меня от главного входа и положил свою теплую руку мне на плечо.
— Осторожнее, маленькая шутиха, — предостерег меня Уилл. — Стены Винчестера полны ушей, и никогда не знаешь, кого оскорбляют твои слова.
— Они такие… — Я лихорадочно вспоминала подходящее английское слово. — Они такие… обаятельные!
Шут громко расхохотался и захлопал в ладоши.
— Говоришь, обаятельные? Похоже, эти блистательные сеньоры вскружили голову и тебе, а не только ее величеству, да хранит ее Господь!
— Это их… — Я снова замолчала, пытаясь выудить из памяти нужное слово. — Их духи… их ароматы. Просто удивительные запахи.
— Вот оно что! Похоже, девочка, тебе самой пора замуж, — с наигранной серьезностью произнес Уилл. — Если ты бежишь по следу мужчин, будто, прости меня, сучка во время течки, берегись, как бы ты не лишилась своего дара и не наделала кучу глупостей.
Он оглядел меня с ног до головы, затем хлопнул себя по лбу.
— Совсем забыл! Ты же родом из Испании! Они всколыхнули в тебе тоску по родине.
Я кивнула. Бесполезно пытаться одурачить такого шута, как Уилл Соммерс.
— Ты вспомнила свою испанскую жизнь. Я прав?
Я снова кивнула.
— Что ж, тебе повезло больше, чем англичанам, которые всю жизнь ненавидят испанцев. У тебя снова появится испанский господин. А для всех нас это будет подобно концу света.
Он приблизился ко мне почти вплотную и шепотом спросил:
— А как там принцесса Елизавета?
— Злится, — ответила я. — Волнуется. Ее тут опять одолела водянка. Она писала королеве, просила, чтобы та прислала врачей, и очень сокрушалась, когда никто не приехал.
— Да хранит ее Господь, — сказал Уилл. — Кто бы мог подумать, что она окажется там, а мы — здесь? Кто бы мог подумать, что этот день все-таки настанет?
— Теперь расскажи мне про лондонские новости, — попросила я.
— Про сэра Роберта?
— Да.
— По-прежнему в Тауэре. Никто при дворе не вступается за него. Похоже, о нем уже забыли.
Грянули трубы. Королева и принц вошли в зал и заняли свои места во главе стола.
— Мне пора на работу, — сказал Уилл.
На его лице мгновенно появилась улыбка до ушей, а походка сделалась вихляющей.
— Идем, девочка, посмотришь на меня. Я, между прочим, жонглировать научился.
— И у тебя это здорово получается? — спросила я, идя с ним к широко раскрытым дверям.
— Нет, я просто отвратительный жонглер, — признался Уилл. — Зато все покатываются со смеху.
Я отстала от него на шаг. Едва Уилл появился в зале, знавшие его уже захохотали.
— Думаю, ты оценишь мое жонглирование. А вот обычные женщины — те почему-то не очень над ним смеются.
Я не забыла ни про Дэниела Карпентера, ни про его письмо, которое сожгла сразу же после прочтения. Я помнила это письмо наизусть, словно носила его во внутреннем кармане камзола, у сердца, зачитанное до дыр. Я поймала себя на том, что с появлением принца Филиппа и его придворных стала чаще думать о Дэниеле.
Не знаю, у кого теперь повернулся бы язык дурно говорить и даже думать о браке королевы. Я видела ее наутро, после первой брачной ночи. Мария вся светилась; от нее исходили тепло и нежность, несвойственные ей прежде. В ее взгляде появилась спокойная уверенность. Чувствовалась, эта женщина наконец-то обрела надежную гавань. Любящая и любимая жена, рядом с которой теперь был надежный советчик, могущественный человек, способный позаботиться о ее благополучии. После стольких лет, проведенных в страхах и тревогах, она могла отдохнуть в объятиях любимого мужчины. Я смотрела на нее и думала: если женщина, столь серьезно и трепетно относившаяся к своей девственности и духовной стороне жизни, смогла найти любовь, то, наверное, и я смогу. Возможно, замужество — это не конец независимости женщины и не смерть ее личности, а новое развитие. Мне думалось, что женщина способна быть женой, не принося в жертву гордость и самостоятельность суждений. Возможно, женщину не нужно «подрезать» под мерки жены, как непокорную траву. При заботливом отношении женщина способна расцвести до этого состояния. Возможно, и я смогу опереться на Дэниела и довериться ему. Ведь он любит меня, и его бессонные ночи, проводимые в мыслях обо мне, не были просто красивыми словами. Мне казалось, что я просто не оценила тогда всей искренности его письма, поторопившись сжечь то, что он писал с такой заботой и любовью. И тем не менее его письмо затронуло меня, иначе бы я давным-давно забыла все слова оттуда.
Но не только перемены, произошедшие с королевой, заставили меня думать о Дэниеле. Я вспоминала его страхи и опасения, которые так легкомысленно отмела в день нашего прощания. Испанские придворные притягивали меня, как магнит притягивает кусок железа. Правильнее сказать, я ощущала себя стрелкой компаса, направленной не на север, а в сторону испанских придворных. И в то же время другая часть моего сознания неустанно напоминала мне, насколько смертельно опасен этот блистательный двор. Разумеется, приехав в Англию, Филипп вел себя совсем не так, как на родине. Здесь он был готов предлагать советы и идти на уступки. Ему очень хотелось выглядеть в глазах англичан веротерпимым миротворцем, а не чужеземным захватчиком, покушающимся на английский трон. И тем не менее этот человек вырос в стране, где в равной степени действовали законы его отца и требования инквизиции. Да и королевские законы сами подчинялись требованиям инквизиции. По этим законам сожгли мою мать и сожгли бы нас с отцом, не сумей мы бежать. Опасения Дэниела не были напрасными. Скорее всего, он поступил мудро, увезя из Англии свою семью и моего отца. Я еще как-то могла прятаться под личиной королевской шутихи, которая вот уже два года безотлучно находилась при королеве. А вот те, у кого не было такой высокой покровительницы, могли ожидать любого поворота событий. Пребывание Филиппа в Англии только начиналось, но уже появлялись признаки того, что необыкновенное милосердие королевы к тем, кто покушался на ее трон, вряд ли распространится на тех, кто оскорблял ее веру. Я была предельно внимательна и осторожна, когда вместе с королевой и ее фрейлинами трижды в день ходила к мессе. Я тщательно следила за мелочами в поведении во время мессы, помня как в Испании многие крещеные евреи попадались именно на мелочах.
