Возвращение герцога - Валери Боумен
Не прошло и двух дней, как Белл сообщил ему, что утренние газеты должны объявить о помолвке Софи и Хью. Известие буквально сразило его: Хью был едва ли не главным подозреваемым в убийстве Малькольма, отчего подозрения маркиза насчет Софи только усилились. У Филиппа же сомнений не было: только не Софи. Ее помолвке с Хью должно быть другое объяснение, и вчера вечером он собирался это выяснить, но она не дала ему возможности своим вопросом: «Вы позвали меня сюда, чтобы исполнить обещание – сделать предложение?»
Она смеялась над ним, потому что злилась: он видел боль в ее глазах, когда она произносила эти слова, а он ответил холодно, с обидой и гневом собственного сердца: «Похоже, я опоздал».
Ее лицо вытянулось, и он видел, как у нее перехватило горло. В глазах дрожали слезы. Софи повернулась и бросилась из комнаты вон. Тея поспешила за ней, оставив Филиппа осыпать себя проклятиями. Он поступил жестоко, и понимал это. Ему нет прощения. И ответов тоже нет.
Зачем ей понадобилась помолвка с Хью? Почему именно он? Филипп понимал ее поступок: в конце концов, она думала, что он погиб – но не мог понять, почему именно Хью? В то, что Софи как-то замешана в смерти брата, он верить отказывался, хоть Белл и не оставлял попыток его переубедить. Они говорили об этом раз десять.
– Очевидно, мисс Пейтон увидела шанс сделаться герцогиней и решила его не упускать, – твердил Белл.
– Не вижу смысла, – возражал Филипп. – Я не был герцогом, когда делал ей предложение. Тогда Малькольм был еще жив.
– Только если… – Белл не договорил, но они оба понимали, что именно осталось несказанным: что Софи, возможно, собиралась убить Малькольма с самого начала.
Но это же просто смехотворно! Обычно Филипп выбегал из комнаты, не желая больше слушать доводы маркиза, но тот заводил этот разговор снова и снова.
– Софи, – прошептал Филипп. – Что с нами стало?
Перед ним вставали картины одна за другой. Вспомнился вечер, когда он впервые увидел Софи на званом обеде у Ремингтонов. Она была на веранде, куда он вышел, чтобы немного побыть в тишине и покое, но обнаружил прелестную молодую женщину в простом белом платье и белых туфельках, с маргаритками в непокорных темных волосах. Она охотно заговорила с ним, огорошив массой не совсем приличных вопросов, и показалась ему самым жизнерадостным созданием на свете. Он, реалист и стоик, был буквально покорен ее внутренним светом, живостью и умением смотреть на мир просто. Как бы он хотел быть столь же беззаботным!
Девушка приветствовала его появление восхитительно неловким реверансом, и ему пришлось приложить массу усилий, чтобы не рассмеяться, когда она, склонив голову набок, спросила:
– Почему вы ушли? Вы что, не любите званых вечеров?
– Терпеть не могу!
Она захлопала ресницами и с неподдельным любопытством поинтересовалась:
– Почему?
Он пожал плечами:
– Слишком много народу. Слишком шумно, душно.
– Пожалуй, вы правы. – Она очаровательно передернула плечиками. – Духами, похоже, вымылись и голосят как в аду. Зато балы я просто обожаю за другое. Где еще вы увидите столько забавных нелепиц сразу? Смотрите, леди Кранберри нацепила на голову целый веер из перьев, причем разноцветных, и стала похожа на полоумную птицу. – Она, понизила голос и продолжила, растягивая слова: – И все тут та-акие серьезные! Я только что сбежала от лорда Холта, который всем рассказывает про какой-то камень, который он притащил из Греции. Булыжник! Представляете?
Филипп обернулся к ней, нахмурившись:
– Что за камень?
– О нет! – Она в притворном отчаянии приложила ладонь ко лбу. – Умоляю, только не говорите, будто вы страстный любитель камней. Боюсь, мы не сможем стать друзьями, если вы намерены донимать меня рассказами о камнях.
Не в силах больше сдерживаться, он рассмеялся уже в открытую, но она даже не смутилась.
– Итак, именно из-за нелепиц вы и посещаете балы? – решился спросить Филипп.
Софи пожала плечами:
– Не только – еще из-за возможных скандалов. Хотя, если честно, я все же предпочитаю просто позабавиться.
Филипп рассмеялся опять, совершенно очарованный этой юной леди, которая умела с неподражаемым юмором смотреть на светское общество, тогда как он сам находил его по большей части просто невыносимо скучным.
Поздно ночью, возвращаясь с бала домой, Филипп вдруг понял, что очень редко смеется, и не мог вспомнить, когда это с ним случилось в последний раз. Да ему и в голову не приходило, что на балу может быть просто смешно. Восхитительная мисс София Пейтон была права.
Перед тем как исчезнуть, растворившись в толпе гостей в ярко освещенном зале, она объявила, что они непременно подружатся при условии, что он не будет донимать ее булыжниками. И он поспешил ей это пообещать.
Прошло несколько месяцев, когда Филипп поймал себя на мысли, что высматривает девушку в любой толпе, где бы ни оказался. Они проводили вместе все больше времени; их необычная дружба продолжалась целый сезон, и лишь перед тем, как отправиться в Европу – на войну – Филипп вдруг понял, что безнадежно влюблен, но даже не попытался выяснить, что чувствует она.
Он собирался встать на колено и объявить о своей любви – на балконе у Мильтонов, – но решил, что с его стороны это будет чистым эгоизмом. Софи – красивая девушка, и он не мог обрекать ее на горе в столь юном возрасте. Он не знал, останется ли в живых, но обещал – если она будет ждать, – что сделает ей предложение, как только вернется. Это было три года назад.
И вот теперь Софи невеста Хью. Разумеется, он не винил ее за эту помолвку: ведь она думала, что он погиб. Филипп в отчаянии запустил ладонь в волосы, провел по лицу. Как вышло, что их любовь, некогда такая невинная и исполненная надежды, обернулась этой неловкой встречей в гостиной у Кранберри, когда Софи убежала в слезах? Любит ли она Хью? Сердце Филиппа отказывалось этому верить. Хью – ленивого, грубого, глупого и надменного – Софи никак не могла выбрать его по собственной воле. Все так запуталось, и, чтобы разобраться с этим, он должен узнать правду о смерти брата, и как можно скорее, поэтому его первым делом будет расследование вместе с Беллингемом гибели Малькольма. Было слишком много вопросов, на которые у Филиппа пока не
