Спой, маркитантка! - Татьяна Ренсинк
Ширь полей, простор лугов — как в сказке,
По которым вновь к твоей ласке
Так и хочется бежать да выкрасть,
А дорогу жизни счастьем выстлать...
Ночь же не ждала, пришла... Только дописал песню, Данило стал перечитывать её и наигрывать на гитаре. Помотав головой с сочувствием к нему, Серж ушёл спать. Обратившая внимание на оставшегося за столом в одиночестве, освещённого фонарём Данилу, Софья села подле зашивающей одну из форм солдат мамки Дины.
Та будто не заметила коснувшейся печали. Софья же молчала и смотрела на сочинявшего песню Данилу. Мечтательный, красивый казался он ей. Не знала имени его, не знала о нём ничего, но часто замечала вопреки желанию. Чувствовала его внимание к себе даже сейчас, пока что-то писал и наигрывал на гитаре, мельком бросая в её сторону взор...
-Что ты? Села бы, помогла шить, - молвила мамка Дина. - Потом и спать пойдём.
Но Софья молчала, глядя в сторону Данилы, и он, время от времени поглядывал в ответ, нехотя отводя взгляд то к гитаре, то к тому, что написал на бумаге на столе. Так бы и прошла может вся ночь, но из шалаша вышла подруга:
-Идём купаться? Что-то не спится пока.
Софья тут же согласилась. Она медленно удалилась с подругой к реке, и Данило, дописав песню, спрятал ту в карман на груди. Он медленно отошёл в сторону, потом туда, куда скрылась Софья, и остановился у зарослей, из-за которых мог прекрасно наблюдать за купанием подруг.
Но лишь одна из них волновала его. Оставшись быстро в одиночестве, Софья ещё не покидала воду. В промокшей белоснежной сорочке она казалась хрупкой лебёдушкой. С замиранием души любовался ею Данило...
Столь тихое внимание к ней заметила теперь мамка Дина. С удивлением смотрела она, как Данило следил за Софьей, и вопросила вернувшуюся от реки её подругу:
-Люси? А этого-то вы обе хоть заметили?
-Кого? - оглянулась та и хихикнула. - Надо же! Да пусть смотрит. Захочет подойти, тогда плату и спросим.
Будто не заботилась больше ни о чём, девушка устало потянулась и вошла в шалаш.
-Спросим, - прошептала мамка Дина и, закончив шить, откусила нитку...
Глава 9
Весь день Софья в окружении подруг и с мамкой Диной то наблюдала, как проходят военные учения, то зашивала какую одежду военным, заплатившим заранее за труды. И, как бы ни удивлялась сама себе, Софья всё одно обращала внимание на время от времени оглядывающегося в их сторону Данилу.
Не он один обращал на них внимание: кто-то радостно окликал, кто-то махал руками в приветствие. Да только отчего-то хотелось смотреть лишь на него...
-Возвращаются, - вздохнула довольная рядом Марта, и Люси удивилась:
-Ты не слишком с Валерием этим играешься?
-Он меня задаривает да сказал, что богат, а, как вернёмся с войны, к себе заберёт! Вот как, - похвасталась та. - У тебя успеха не случилось пока? Завидуешь?
-Вот ещё, - усмехнулась та, продолжая шить. - Все уж заметили, как за шалашами прячетесь, как веселитесь друг с другом... А ласк и иные солдатики ждут.
-Пусть платят, - широко раскрыла глаза Марта и взглянула на улыбающуюся среди них мамку Дину. - Правда же?
-Правда, - согласилась та. - Пора бы и тебе, Софья, в дело идти. Надо подумать, как.
-Надо, - вздохнула та, вдруг смутившись. - Страшно только как-то.
-Передумала? - удивилась Марта. - Влюбилась что ли? Позабыла, что любовь бывает лишь на короткое время? Что обманут всё одно да иную потом найдут?
-Нет постоянства! - поддержала её Люси, и Софья с сожалением о реальности жизни вздохнула:
-Помню всё, знаю... Сколько нашим девочкам, из Петербурга хотя бы, страдать пришлось, слышала... Да всё одно боязно. Боли боюсь.
-Ну тебя, - махнула рукой Люси. - Сто раз говорили, что чудно будет. Вина дадим, всё сладится. Ты ещё не присмотрела подходящего?
-И то верно, - вздохнула мамка Дина, ласково глядя на прикусившую губу Софью. - Посмотри да укажи, кого пригласим...
Софья кивала, но невольно и сейчас, и за ужином обращала внимание на наблюдавшего за ними со стороны Данилу. Она чувствовала его красивый взгляд, в котором будто бились тепло и холод, желание и страх. Так же и он маялся внутри себя, пока после ужина не взял гитару, не стал петь песню, что сочинил ночью...
Он играл, пел и неотрывно смотрел лишь на неё, на Софью. В её глазах читал, как чувствует каждое его слово, как очарована голосом и его игрою. Так и росло желание обнять её и не выпускать никуда, никогда-никогда...
Софья смущённо опускала взгляд, вспоминая беседу с подругами. Душа разрывалась между желанием познать любовь, но любви хотелось вечной, чистой, а не временной. Чувствовала, будто поёт Данила ей, а подруги подле весело шептали:
-Красивый какой... А как смотрит!... На кого же из нас?!
Душа Софьи же пела вместе с ним, и, как только он спел, воодушевлённые, расчувствовавшиеся, сразу все вокруг стали просить спеть и её:
-Теперь ты, милая! Порадуй ласкою голоса! Приласкай сердца! Спой, маркитантка! Спой же!
Смущённо опустив взгляд, Софья попала в объятия поддерживающих подруг и те вместе с нею стали напевать, а потом смолкли. Они оставили ей право петь теперь одной. И Софья пела, очаровывая каждого, что своею нежной красотой, что яркостью голоса, несущего душевную песню к сердцам:
Выйду я на реченьку,
Погляжу на быструю -
Унеси мое ты горе,
Быстра реченька, с собой.
Нет! унесть с собой не можешь
Лютой горести моей,
Разве грусть мою умножишь,
Разве пищу дашь ты ей.
За струей струя катится
По склоненью твоему,
