Если я король, ты будешь королевой - Ирма Гринёва
– Было так стыдно… – прошептала Шейла, опустив голову.
Ей и сейчас было стыдно. Стыдно и, в тоже время, легко. Когда она рассказала этому чужому человеку всё, будто груз упал с её плеч. На душе стало так легко и покойно. Почему-то верилось, что он всё решит за неё и во благо её. Но, когда она услышала то, что он ей предложил, она уже так не думала. Вообще перестала думать. Её голова наполнилась какой-то звенящей пустотой.
– Чтобы обеспечить законность сделки, Вы выйдете за меня замуж.
– Что?!? – только и смогла произнести Шейла и застыла.
Предложение, которая так жаждет услышать любая девушка в мире, да и женщина в возрасте тоже, если честно, прозвучало не как вопрос, а как… Как… Просто констатация факта с жирной точкой в конце. Как «утром следует почистить зубы», «надо купить продукты» и ещё целая куча подобной ерунды…
– Дорогая! Почему ты не предупредила, что у нас гости?
От этого неожиданно прозвучавшего вопроса, оба, и Шейла, и Кемп, вздрогнули и синхронно повернули головы в сторону говорившего. «Мама!», – ахнула про себя Шейла. «Леди Беркерри», – понял Кемп.
– Рада приветствовать тебя, дорогой Теренс! – произнесла сладким голосом графиня, подавая Кемпу руку для поцелуя, и прошипела в сторону Шейлы, – Сейчас же пойди, оденься. Как тебе не стыдно принимать жениха в таком виде!
Если бы не нелепый наряд женщины – ночная рубашка и шляпка с обтрёпанными перьями, и то, что она приняла Кемпа за жениха дочери Теренса Оттенборо, в остальном нельзя было сказать, что графиня казалась умалишённой. С её гладким лицом и светло-голубыми чистыми глазами она выглядела лучше, чем её собственная дочь.
Шейла послушно вышла из комнаты, а леди Мисти продолжила светскую беседу, расспрашивая «Теренса» о здоровье его родителей, о его подготовке к скачкам, о том, удалось ли графу Оттенборо приобрести ту борзую, о которой он так мечтал. Видимо, некоторые светские правила приличия так крепко засели в её мозгу, что не ушли вместе с остальным разумом. Кемпу даже не приходилось выдумывать ответы, он просто отделывался нечленораздельными замечаниями, которые вполне устраивали графиню, и она продолжала щебетать дальше.
Шейла достаточно быстро вернулась в комнату. На её плечи была накинута какая-то хламида из прозрачной ткани, в руках она мяла не менее нелепую шляпку, чем та, что красовалась на голове миссис Беркерри.
– Мамочка! Мне требуется Ваша помощь, чтобы поправить причёску, – обратилась она к матери, не глядя на Кемпа, и вся пунцовая от смущения.
– А где эта лентяйка Мэйди? Её опять нет на месте? – неожиданно визгливым тоном вскрикнула графиня.
И тут же, весьма по-светски, обратилась к «Теренсу»:
– Ты же знаешь, дорогой, как трудно в наше время найти приличную прислугу! Извини нас, мы ненадолго тебя покинем. Пойдём, милая, – обращаясь уже к дочери, продолжила она, – конечно, я тебе помогу…
Шейла чувствовала себя, как в бреду, или в каком-то страшном сне. Чувствовала, что вот-вот лишится рассудка, и даже желала этого. Желала стать такой же счастливой, беззаботной и нестареющей, как мама. Так всё сразу навалилось! Нет, заботу о маме Шейла не считала в тягость. За 10 лет уже знала, как справиться с любым её состоянием, где действовать лаской, а где строгостью. Когда не смогла совладать с её активностью ночью, просто перестроила свой режим под неё. Спала по 4 часа в сутки, чтобы к маминому пробуждению переделать все домашние дела и дальше заниматься только ею. Мечтала о Лондонской больнице как о рае. Ведь там о маме будет заботиться не только она, но и другие сиделки. И у неё, Шейлы, появится время на себя. Нет, ничего такого! Просто погулять вдоль Темзы, посидеть на лавочке в Гайд-парке, почитать книжку.
И вот, когда это вот-вот должно было осуществиться, в её доме появляется мужчина, что уже само по себе является неординарным событием. А дальше всё раскручивается по спирали. Мир вокруг начинает рушиться. Её тайна перестаёт быть тайной. Она, Шейла, и добрейший дядя Астор оказываются, чуть ли, не преступниками. Трикстер Смит – вором и обманщиком. Мама выходит из-под контроля и предстаёт перед глазами человека, который видеть её не должен. А она, Шейла, вынуждена подыгрывать ей (господи, какой позор оказаться перед ним в наряде, который мама считает бальным платьем!), чтобы она не впала в агрессивное состояние. И это его странное предложение о замужестве…
Мысли кружились и кружились в голове Шейлы, а руки продолжали делать своё дело – довели маму до её комнаты, усадили на кровать, сняли шаль, которой заботливо была укутана кастрюля с едой, чтобы не остыла, пододвинули к маме тарелку с супом, поднесли ложку к её рту. Мама закапризничала, выбила ложку из рук Шейлы. Такое уже бывало не раз, а потому Шейла не растерялась, у неё были наготове ещё несколько ложек. Она достала следующую и начала уговаривать маму:
– Мамочка, съешь, пожалуйста, суп. Ты же помнишь, что мы собираемся на бал?
– Да-да, бал! Шейла, девочка, мне не нравится твоё платье. Переоденься, пожалуйста.
– Конечно, мамочка, я сразу переоденусь, как только ты поешь суп.
– Не хочу! Зачем ты меня заставляешь!?! – зазвенел агрессивностью голос графини.
– Мамочка, ты же меня сама учила – нельзя ходить в гости голодной. Надо покушать, чтобы держать себя достойно за столом, не набрасываться на еду.
– Да-да, Шейла, нельзя ходить в гости голодной. Иди, Шейла, поешь хорошенько.
– Мамочка, я уже поела. Теперь ты скушай несколько ложек супа.
– Да-да, надо поесть. Нас ведь уже ждёт Уолисс. Давай, Шейла, побыстрее, не будем сердить отца…
Эту картину Кемп наблюдал через щёлку в двери. Двинулся вслед за ушедшими женщинами, когда услышал звук упавшего на пол металлического предмета. Вернулся в гостиную, когда Шейла, покормив мать, уложила её в постель, и, держа за руку, как ребёнка, начала напевать ей тихим голосом колыбельную:
