Мой капитан - Жанна Раскита
Я двинулась к руинам моего когда-то прекрасного дома. На улице светлело на глазах. А мое проклятое малодушие делало ноги ватными. Мне казалось, что еще шаг, и я рухну в обморок.
Но шаг за шагом, я неумолимо двигалась к усадьбе. Вот уже моих ноздрей коснулся едкий запах гари. В груди все сжалось, при виде опаленных березок на подъездной аллее. Сколько чудесных дней я провела, играя под их сенью!
Я осторожно миновала проломленные ступени, и завернула за остаток стены. Белокаменные стены, были грязно-черными и сырыми.
Я шла по съежившимся от огня коврам, и старалась обходить изуродованные предметы мебели, что попадались на моем пути. Я не чувствовала холода морозного раннего утра, забыла, что валенки обуты на босы ноги, и пальцы начали медленно замерзать.
Подвал находился за просторной кухней. Кухни не было, как и кладовой. Остатки стен, едва доходящие мне до колен, будто в насмешку возвышались здесь, среди сгоревшего хлама и остатков штор.
И только тогда до меня дошло, что я прогуливаюсь по пепелищу своей семьи. И больше так не будет, как было прежде.
Оттолкнув в сторону онемевшей ногой кусок вазы, я увидела ручку крышки подвала, потянула. Та с жалобным треском подалась. Я была права, в подвале было очень темно, хоть глаз выколи. Я забралась в подвал и зажгла свечу. Мягкий желтый свет разлился по пыльному убежищу. Низкий потолок, темнота и теснота давили на меня. Мне казалось, что задохнусь здесь, среди всего этого хлама.
Я подняла свечу повыше, что бы изгнать тени из углов. На первый взгляд, это был самый обыкновенный подвал, каких сотни. Забитый предметами достаточно ценными, что жалко выкинуть, и достаточно не нужными, что бы хранить их в доме.
Мое внимание привлек сюртук моего отца, что висел на ржавом гвозде, в дальнем углу подвала. Любимый сюртук Петра Николаевича, из грязно-серого бархата покрывала толстым слоем пыли, а украшения и тесьма были оторваны. Я двинулась к нему, и скользнула в карман. Я оказалась права. Меня ждало еще одно послание.
Я поставила свечу на запыленный трехногий столик, и развернула письмо.
«Дорогие мои, если это письмо попало к вам в руки, значит свершилось. Я в опале. Наша власть бесчеловечна. Я давно понимал это, поэтому ради нашей безопасности, безопасности нашей семьи я купил несколько лет назад небольшой клочок земли на Кавказе. Да, я знаю, это дикий край. Но только там нас вряд ли сумеют найти. Я не знаю, кто из моей дорогой семьи найдет это письмо, Николай, Анечка или же зазноба моя Наталья Сергеевна. Но как бы там не было, если вы нашли его, значит вы в опасности. Бегите, спасайтесь, родные мои. На курортах кавказских, как въезжаешь, первая станция Кумская именуется или же станция Минеральные Воды. Вот там и сойти вам придется, дорогие мои. Дилижансы там справно ходят. Так вот, найдите станционного смотрителя, Ипполита Макаровича Пасова, и у него справитесь, где проживает Бульбин. Никому не называйтесь. Имен не открывайте. Как вы могли понять, Бульбин там, это я. Хоть край и далекий, да руки врагов наших длинны. Будьте осторожны, дорогие мои. Надеюсь, свидимся,
батюшка ваш,
Боткин П.Н.»
Итак, батюшка мой жив и скрылся на Водах. Сейчас, промозглой зимой там не так красиво, как летом. Но ничего…
Послышался легкий скрип. Я вздрогнула и испуганно оглянулась. Небольшое, пушистое и слегка запыленное существо выбралось испод старого рояля. Я присмотрелась.
– Мари! – моей радости не было предела, мой крошечный йоркширский терьер выжил после пожара!
Должно быть, кто-то из слуг закинул его сюда, когда пришли солдаты.
Я осторожно взяла Мари на руки, затушила свечу, и направилась, было к свету, что падал из люка, как в подвал впрыгнул кто-то третий. Я инстинктивно попятилась от света и темного силуэта, чьи тяжелые шаги раздавались в тишине раннего утра. Мари, почувствовав моё настроение, задрожала. Бедное животное исхудало, за время своего заключения.
Я оглянулась в поисках оружия. Мой взгляд упал на тяжелый запыленный подсвечник. Это подойдет.
Как папенька был прав, все время, повторяя, в какой я опасности!
Я поставила Мари на пол и взяла подсвечник. Мои пальцы в мертвой хватке стиснули тяжелое орудие.
Звук шагов приближался. Я спряталась за роялем. Шаги совсем рядом. Я замахнулась и затаила дыхание. Длинная тень упала на рояль. А потом показался силуэт. Я с размаху опустила подсвечник на голову вошедшему. Но голову тот уберег, и удар пришелся на лечо. С оглушающим тявканьем, на вошедшего накинулась Мари и вцепилась в блестящий сапог… капитана Ессенского!
– Господи! – только и выдохнула я, когда оглушенный внезапным нападением, и визгом испуганных дам, капитан поднял на меня свой невероятно голубоглазый взор и передернул ушибленным плечом.
– Доброе утро, Анна Петровна,– сдержанно молвил он, отпихивая приставучую шавку от начищенных сапог.
Я, едва сдерживая виноватый смех, взяла Мари на руки.
– Доброе утро, капитан.
– Вы, я вижу, можете за себя постоять…
Я молчала. И сама себя не узнавала. Почему-то мне было стыдно. Словно мама отчитывала меня!
– Впрочем, как и ваше… хм… животное. Честно говоря, я был уверен, что вы позовете меня с собой, если соберетесь куда-то.
Я снова промолчала. Да и что тут скажешь? Я не собиралась перед ним оправдываться. На каком основании?
– Не узнаю вас, сегодня. Вы невероятно молчаливы и агрессивны. Чем вызвана ваша ярость по отношению ко мне?
Я поняла, надо извиниться. Боже, как трудно!
– Простите, Бога ради, капитан. Я не ожидала увидеть вас здесь.
– Я же предупреждал, что буду рядом.
Кажется, он пытается сказать, что я забывчивая дура!
– Я же не думала, что ваши слова окажутся на столько буквальными!
Ессенский смолк. И, как мне показалось, успокоился. Мари пронзительно и монотонно тявкала.
– Ну, наконец-то, – сказал он, тронув рукоять своего пистолета, – а то я уж решил, что вы заболели.
Мари вдруг замолчала.
– Я не поняла, вас, Ессенский. Что вы хотите этим сказать? – неожиданная тишина вернула мне покой.
Капитан насмешливо повел бровью, и криво усмехнулся. До меня дошло. Я разозлилась, и вновь, было, потянулась к подсвечнику, как в подвале появился кто-то третий, а за ним и четвертый. Пара гостей с трудом вглядывалась во мрак подвала. Я сжала пасть Мари рукой, Ессенский достал пистолет.
– Анна Петровна, мы знаем, что вы здесь, – раздался не знакомый голос, – выходите, пожалуйста, Маша заждалась вас к завтраку.
Я насторожилась. Маша никогда не подает завтрак так рано. Сейчас ведь и семи нет!
Кирилл оглянулся на меня. Я и не заметила, как испуганно вцепилась в его плечо, и отрицательно мотнула головой. Знала я, что Маша вряд ли догадается где я, да и кого она пошлет за мной?
Ессенский молча отвернулся, и взвел курок.
– Анна Петровна, выходите, глупо прятаться. Мы знаем, что
