Елена Рождественская - Мелодия счастья
— Как это случилось? — шумно дыша, спросил чумазый Александр. — Свеча опрокинулась?
— Нет! — тихо ответила Лиза, пытаясь унять дрожь. — Кто-то подсунул фейерверк в подарочном футляре.
— «Шутиху», что ли?
— Ну да! Когда я открыла футляр, он взорвался. Хорошо, лежал на столе…
Голос Лизы оборвался. Она так ясно представила, что было бы, возьми она подарок в руки: обгоревшее лицо, поврежденные глаза. Кто же мог «пошутить» столь ужасно, бесчеловечно?..
Через открытую настежь дверь взгляд Лизы упал в темный коридор. Мимо ее гримерной промелькнула чья-то тень. Лиза кинулась к двери. Но в коридоре уже никого не было. Девушка в ужасе вернулась к Александру:
— Там кто-то стоял! Тот, кто принес эту ужасную «шутиху»!
И Лиза в страхе прильнула к своему спасителю. Александр обнял ее, зашептал что-то успокаивающее. Лиза всхлипнула. Какие ужасы стали твориться в ее жизни! Кто и за что хочет ее покалечить? Может, это князь решил отомстить за отвергнутые драгоценности? Или кто-то из артистов завидует Лизиному успеху? Или появился сумасшедший поклонник?
Александр погладил девушку по голове, как малое дитя. Это публика видит в ней талантливую певицу, а ему она кажется сейчас испуганным ребенком, которого надо оберегать и защищать. Что ж, он станет ее защитником. Больше того, как только подойдет Красная горка — время свадеб, он станет мужем этой испуганной девочки. И тогда никто во всем мире не посмеет ее обидеть!
5
Улучив несколько свободных минут между репетициями новой оперы «Проделки Амура», маэстро Меризи вскрыл очередное письмо своего друга Франческо Манино. Как и в прошлый раз, тот писал сбивчиво. Буквы разлезались и наезжали друг на друга. Видно, Франческо волновался. Конечно, писать собственноручно сей брат венецианского дожа не привык — всю жизнь за него писали специально нанятые секретари. Но такие сведения секретарям не доверишь.
Антонио читал и все больше цокал языком по венецианской привычке. Ну и страсти описывал ему друг Франческо…
«В прошлый раз, мой дорогой Антонио, я не осмелился написать тебе главное. С моей несравненной русской Венерой был не просто роман. То было великое и животворящее чувство. Да-да, мой друг, возлюбленная Софи призналась мне, что ждет ребенка. Представляешь, Антонио, — моего ребенка! Однако тогда я, дурак, замешкался, не сделал сразу же ей предложения, не пошел к ее отцу. Наверно, она восприняла это дурно, потому что через пару недель все русское семейство покинуло Венецию. Я бросился в погоню, объездил Италию, Францию, но своей возлюбленной не нашел. Конечно, ты скажешь, Антонио, надо было ехать в Россию. Но тогда я был еще молод, не крепок душой. Поездка в такую даль, в снег, медвежьи леса казалась мне смертоубийством. Да и не думал я, что любовь останется во мне на всю жизнь…
Ах, друг, умоляю опять, разузнай что можешь при русском дворе. Вдруг ты встретишь мою синеокую Венеру, расскажи ей обо мне. Если же нет — присмотрись: нет ли там юноши или девушки лет девятнадцати, кто покажется тебе похожим на меня лицом или манерами? Вдруг встретишь мое дитя? Дай мне знать, и я поеду сквозь все снега и морозы…»
У Антонио голова пошла кругом. Еще не легче! Как все это можно разузнать?! Простенько так, невзначай, поспрашивать у русских дам: не прижили ли вы незаконного ребеночка, пока ездили в Венецию лет двадцать назад? Да за такие расспросы могут не только из Петербурга выслать, а и в тюрьму Петропавловской крепости посадить!
Да у бедняги Франческо, видно, рассудок помутился. Как можно найти незаконного ребенка спустя двадцать лет?! К тому же из того, что Антонио повидал при дворе, было ясно, что незаконные связи в России не одобряют. Говорят, еще десяток лет назад бедную женщину, уличенную в «незаконном разврате», могли бить плетьми прилюдно прямо на площади, а потом сослать в самую отдаленную ее усадьбу — жить там безвыездно. Неудивительно, что русские женщины даже самого высокого звания, родив незаконного ребенка, пристраивали его в крестьянские семьи, а то и просто подкидывали у незнакомых домов. Где-то Меризи уже слышал подобную историю…
Ах, да, ведь Лиза Невская — из таких подкидышей. Антонио чуть не присвистнул. А ведь ей как раз девятнадцатый год. И глаза у нее такие же синие, как у возлюбленной Франческо. Вон он пишет — «синеокая Венера». Да и красива Лиза, как богиня — и лицом, и статью. К тому же и поет, и изъясняется по-итальянски отменно. Может, это итальянская кровь в ней говорит?
Ох, Мадонна! Антонио потряс головой, отгоняя такие мысли. Мало ему своих дел и волнений — премьера на носу. Надо государыне угодить во что бы то ни стало. Тогда она обещала ему прибавку к жалованью. А тут Франческо со своими странными просьбами. Не до него!
Вдруг Антонио вспомнил строки из письма друга: «Я поеду сквозь все снега и морозы». Может, это и вправду, настоящее чувство? Надо уговорить Франческо приехать в Петербург хотя бы весной, вдруг он найдет свою возлюбленную и свое дитя?.. Впрочем, маэстро вздохнул: Петербург город огромный — сколько подкидышей тут ежедневно находят… Трудно будет сыскать одного-единственного. Но к Лизе стоит присмотреться повнимательнее. Хотя куда еще внимательнее — он и так видит девушку каждый день.
* * *— Лизонька! — помощник режиссера Суслов, притворно ласково и льстиво улыбаясь, спешил навстречу. — Иди быстренько в костюмерную. Для твоего Амура костюм пошили!
Лиза в восторге кинулась в пошивочные мастерские. Как она любит примерочную комнату — своих нарядов пока покупать не на что, так хоть в сценических покрасоваться! Правда, какой костюм сошьют для Амура? Небось обычную греческую тунику. Но все равно так приятно побыть на примерке.
Костюмерша разложила на кушетке розовый, только что пошитый, еще теплый от утюжки костюм. Потом она что-то забормотала и вышла. Лиза осталась одна. Ну и что? Разве она не сумеет сама одеться?
Девушка аккуратно развернула розовый шелк, оделась, подошла к большому зеркалу на стене и ахнула: туника до того коротка — ничего не прикрывает…
Лиза завертелась перед зеркалом, да и застыла как вкопанная — из зеркала на нее глянула сластолюбивая улыбочка Голобородко в белом парике. Девушка взвизгнула, пытаясь прикрыться только что сшитым костюмом. Да что скроешь под кусочком ткани с ладошку?..
— Не пугайся, мой амурчик! — страстно зашептал князь. — Я добр, я щедр! Я тебя по гроб жизни обеспечу. Будущее твое раем сделаю. Только допусти до себя! За один твой поцелуй подарками завалю. Будешь жить в красивом особняке, выезжать в шикарной карете на шестерке цугом. За восторги любви мне ничего не жалко. Ни в чем никогда нуждаться не станешь, жить будешь как королева! Драгоценности, наряды, слуги — я для своих разлюбезных аманток ничего никогда не жалел. Небось слышала, как я танцорку Ленушку своим вниманием удостоил? Семь лет обожал — возвышенной любовью жаловал. Потом судьбу ей устроил: замуж за действительного статского советника выдал. В приданое с целого города откуп налоговый пожаловал — ежегодный доход восемьдесят тысяч. Сверх того, дом в Петербурге подарил, триста тысяч стоящий. А уж тебя миллионными милостями осыплю, почище царских!
