Лора Бекитт - Дикая слива
Когда Кун, господин Чжун и господин Шон подошли к крыльцу, перед ними во всем великолепии и блеске предстал хозяин дворца. Повелитель. Отец.
Он был одет в дорогую одежду благородных темных тонов, по его спине спускалась длинная, тугая, похожая на толстую черную змею коса.
Спутники Куна немедленно повалились ему в ноги, а князь медленно произнес:
— Приехали? Это он?
Его голос холодил душу, его взгляд лишал воли, а голос отдавался в груди, как раскаты грома. Внезапно Кун понял, что погиб. Он ощутил стеснение в легких, темноту в глазах, тяжесть на сердце и, в конце концов — головокружительное низвержение в пустоту. Он вмиг позабыл обо всем, чему его учили: не поклонился князю, не поцеловал ему руку, а просто стоял, маленький, испуганный, жалкий, покорно ожидая своей участи. Юйтан Янчу подошел ближе.
— Киан?
Мальчик осторожно кивнул. Ему чудилось, будто его шею все сильнее стягивает невидимая удавка. Хотя его не повесят, нет. Разрубят тело на части и бросят на корм свиньям!
Тяжелые руки князя опустились на худенькие плечи мальчика.
— Я рад тебя видеть!
Кун почувствовал теплоту и силу рук человека, чьим сыном его вынуждали притворяться, и на мгновение ему почудилось, будто его окутал уютный и мягкий кокон. Ему словно передались уверенность, спокойствие и могущество Юйтана Янчу.
Однако стоило ему испытать хоть какое-то облегчение, раздался неприятный скрипучий голос:
— Ты все-таки приказал привезти сюда сына этой презренной китаянки?!
— Это мой сын.
Кун поднял голову. На крыльце стояла старуха. Ее взгляд из-под морщинистых век был внимательным и острым. Это была Сарнай, мать князя, соглядатай его жизни.
— Твой сын? Взгляни на его руки, исцарапанные, со следами ожогов. В них, как и в его душу, въелась грязь!
— Господин! — подал голос Чжун. — Приемный отец мальчика плохо относился к нему, его заставляли работать и даже били.
— Нет ничего плохого в том, что будущий князь рано познал несправедливость жизни. Это способствует здравомыслию и умеренности в страстях, — отозвался Юйтан.
— Это не детеныш тигра, а щенок гиены, трусливо поджавший хвост, — презрительно произнесла старуха. — Ты уверен, что это он?
— На его лице родинка, которую я помню с давних времен.
Сарнай вгляделась в лицо Куна.
— В данном случае это не божественная отметина, а досадный изъян. Прежде чем брать мальчишку в дом, надо устроить ему испытание.
— Зачем? Он без того растерян и напутан. Нужно вымыть его, переодеть и накормить. А испытания пусть устраивает жизнь. Идем, Киан, — сказал князь и небрежно махнул в сторону Чжуна и Шона. — Я подумаю, как вас наградить.
Княжеские покои вызвали у Куна ощущение необычайного простора. Тени деревьев, растущих вокруг дворца, ложились на стены ажурным покровом, кроме того, здесь висело много надписей тушью и золотом на красной бумаге. Комнаты были обставлены мебелью дорогих пород дерева, там было немало керамики с легкими, словно тающими, узорами, лаковых шкатулок, изделий из слоновой кости и эмали.
— Мать говорила тебе обо мне? — спросил Юйтан, усадив мальчика на диван.
Кун помотал головой.
— Вот как? Ничего, у нас будет время узнать друг друга. Не думай, что тебя ждет лёгкая жизнь. Тебе придется многое наверстать. Научиться ездить верхом, владеть оружием, повелевать слугами, читать и писать. У тебя будут свои покои и собственная свита.
Вспомнив, о чем всю дорогу твердили его спутники, Кун нерешительно произнес:
— Я могу взять себе в спутники сыновей господина Чжуна и господина Шона?
Юйтан нахмурился.
— Не называй их господами, они твои слуги. Мы ведем свой род от первых маньчжурских императоров и подчиняемся лишь великому сыну Неба[6]. Не советую брать в соратники китайцев — в решающий момент они могут тебя предать.
Кун растерянно молчал, и князь смягчился:
— Понимаю, ты провел среди них десять лет и даже не знаешь родного языка. Я пришлю к тебе этих мальчишек, но ты не должен забывать о том, кто они, а кто ты.
Кун кивнул. Он помнил, что в его руках не только собственная жизнь, но и судьбы других людей, и это придавало ему отчаянное мужество.
— У тебя есть еще какие-нибудь желания? — спросил Юйтан.
Собравшись с духом, Кун произнес:
— Я хочу деревянную лошадку, каких продают на базаре.
Князь рассмеялся и потрепал его по волосам.
— Ты уже большой для таких игрушек! Я подарю тебе настоящего коня и хороший меч!
Вскоре чистый и переодетый Кун очутился в саду. Здесь были искусственные горы, водоемы и острова. То был таинственный храм из листвы, трав, мха, населенный загадочными существами. Внезапно Кун почувствовал, как в нем пробуждается фантазия. Он подумал о том, сколько интересных жизней мог бы прожить в этом саду, какие немыслимые истории был способен разыграть среди этих зарослей.
Он не заметил, как к нему подошли два мальчика, и растерялся. У Куна никогда не было друзей. Он позабыл о словах Юйтана, и ему почудилось, что эти хорошо одетые, уверенные в себе мальчишки станут смеяться над ним. А они вдруг упали на колени и поцеловали подол его одежды.
Ошеломленный, он отшатнулся и, не зная, как исправить положение, неожиданно произнес:
— Давайте поиграем?
От удивления мальчишки разинули рты. Но они тоже были детьми, а дети быстро откликаются на подобные предложения. Прошло немного времени, и они уже носились друг за другом с восторженными воплями, прятались, сражались, сооружали крепости, искали клады. Одного из мальчиков звали Хао, а другого Дин: Куну очень хотелось, чтобы эти презираемые князем маленькие китайцы стали его верными спутниками.
Он вернулся в дом разгоряченный, с сияющими глазами. Безмолвный слуга с поклоном подал ему мокрое полотенце, чтобы он мог обтереть лицо и руки.
Увидев палочки, Кун оробел: в доме Бао все ели руками.
— Давай я покажу, как это делается, — мягко предложил князь, и мальчик вновь с удовольствием ощутил прикосновение его больших теплых рук.
За обедом, пока Кун пытался орудовать палочками, Юйтан Янчу рассказывал сыну о своих владениях и о той жизни, какой ему предстояло жить.
Обязанности правителя Гуандуна перед императором ограничивались отсылкой в столицу ежегодного налога и поддержанием порядка в провинции. Юйтан Янчу представлял в своем лице неограниченную власть, он имел право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных. Он чинил суд и расправу, издавал указы, имел свое войско и, согласно традиции, никому не доверял.
Так, во дворце был подземный ход, о котором знали лишь Сарнай, Юйтан, его ныне покойная жена, а теперь — и вновь обретенный сын. Ни наложницы, ни слуги не имели о нем ни малейшего понятия.
