Селеста Брэдли - Притворщик
Будь Саймон просто неотесанным мужиком, к этому времени он превратился бы в заикающегося идиота, и все же он сумел дожить до послеполуденного чая, не придушив маленькую поборницу строгой дисциплины голыми руками.
После чая предстояли еще уроки танцев, что не слишком его радовало, поскольку Саймон никогда не был хорошим танцором. Его пестрое, словно лоскутное одеяло, образование сосредоточивалось скорее на умении: действовать осторожно и хранить тайну, а не на умении стильно одеваться и подобающе вести себя в обществе.
Баттон закончил ритуал завязывания галстука и удовлетворенно хмыкнул, после чего Саймон повернулся к большому зеркалу.
Увидев в нем отражение щегольски одетого мужчины, он замер.
– Баттон, ты просто чудо! – воскликнула миссис Эпплкуист и захлопала в ладоши. – Ах, мистер Рейн, теперь вы выглядите как настоящий джентльмен!
«Осторожнее, старичок. Нельзя, чтобы трансформация происходила слишком быстро».
Саймон сердито взглянул в зеркало.
– Я выгляжу как черт знает что! – заявил он, снимая с себя галстук и жилет. – Вы, конечно, можете время от времени заставить меня одеться подобным образом, но я отказываюсь носить на себе этот хлам каждый день.
Широко раскрыв глаза, Агата наблюдала, как он возится с застежкой сорочки и, потеряв терпение, наконец стаскивает ее через голову.
– Баттон, будь любезен, приготовь мистера Рейна к чаю. – С этими словами она быстро пересекла комнату, а когда их взгляды встретились, Саймон заметил в ее глазах нечто новое.
Завершив маневр стратегического отступления, она остановилась на мгновение в коридоре, прижавшись к деревянной обшивке стены, стараясь отдышаться. Какой же она слабовольный человек, если, торжественно поклявшись, что использует его исключительно в целях маскировки, тут же была наповал сражена его мужской привлекательностью!
Впрочем, Саймон и впрямь был привлекателен – ничего не скажешь: в новой одежде или без нее он являл собой идеал джентльмена в глазах любой девчонки. Но она-то больше: не девчонка, как и он не джентльмен.
– Вы хотите, чтобы чай: подали в гостиную, мадам?
Агата открыла глаза и увидела Пирсона, который смотрел на нее и, судя по всему, ничуть не был смущен тем, что она стоит, подпирая стенку, словно швабра.
– Да, конечно, Пирсон. – Агата откашлялась. – Это именно то, чего я хотела.
Подкрепиться чашечкой чая совсем неплохо. Мистер Рейн с успехом овладевает искусством поведения за столом, а заодно избавляется от привычки, выражая одобрение еде, издавать довольные гортанные звуки.
После чая она выступит в роли учителя танцев и научит мистера Рейна… то есть мистера Эпплкуиста вальсировать.
Вот и отлично; как супружеская пара, они имели полное право станцевать тур этого слегка неприличного танца: не прижиматься слишком тесно к партнеру и не кружиться по залу в его объятиях рекомендовалось только незамужним женщинам.
Но, Боже милосердный, как она все это переживет?
Похоже, миссис Эпплкуист была готова убить его: Саймон с идиотским удовольствием наблюдал, как она, с трудом поборов отчаяние, начала все сначала.
Особенно ему нравились ее губы: они были яркими и без искусственной краски; когда миловидная миссис Эпплкуист нервничала, как сейчас, она имела привычку быстро проводить по, ним кончиком языка.
Неожиданно Саймон подумал, что никогда не видел эти губы улыбающимися. Агата с вежливым выражением лица разговаривала с дамами, которые приходили к ней в гости; она любезно обращалась с прислугой, но никогда не улыбалась по-настоящему.
Может, ему попробовать как-нибудь ее развеселить?
– Знаете, в тех местах, откуда я родом, танцуют не только те, кто специально для этого одевается…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Моя матушка работала на рынке Ковент-Гарден. В конце дня, когда рынок закрывался, на опустевшей площади появлялись бродячие музыканты и играли до глубокой ночи.
– Я ни разу не бывала на рынке Ковент-Гарден. А чем торговала твоя матушка?
Собой. Но Саймон не собирался посвящать ее в такие подробности.
– Так, всякой всячиной.
– А твой отец?
Об этом лучше вовсе не говорить.
– Вы мне рассказываете или я?
– Извините. Продолжайте, прошу вас.
Он замолчал на какое-то время и, двигаясь по гостиной под звуки музыкальной шкатулки, наслаждался ощущением ее в своих объятиях.
– Мистер Рейн, вы рассказывали мне о музыкантах после закрытия рынка…
– Мы собирались вокруг, и те, у кого находились монетки в кармане, покупали за бесценок остатки тортов и пирожков с мясом, а потом раздавали их всем присутствующим. Кто-нибудь приносил напитки, чтобы промочить глотки, пересохшие от того, что приходилось целый день расхваливать товары, и тут разгоралось веселье. А потом начинались танцы. Булочник в фартуке и торговки в чепцах, не обращая внимания на засаленную одежду, танцевали, радуясь жизни и тому, что благополучно закончили трудовой день.
Агата приподняла бровь.
– Мне приходилось бывать на деревенских танцах, но такого счастья, о котором вы говорите, я, как-то не наблюдала.
– Не знаю, как насчет деревенских жителей, но у нас, особенно если появлялись цыгане, все пускались в пляс и веселились вовсю.
– Да? И что же они такое отплясывали?
Выпустив ее из рук, Саймон нажал пальцем на основание музыкальной шкатулки и остановил ее.
– Но, мистер Рейн, мы еще не закончили…
Хлопнув в ладоши, Саймон начал насвистывать веселую мелодию. Одобрительно улыбаясь ей, он взял ее за руки и стал хлопать ими в такт, а потом, отступив на шаг, принялся притопывать ногами, то приближаясь к Агате, то отступая и делая крутой поворот.
Леди, явно заинтересовавшись, следила за движениями его ног и продолжала хлопать. Увидев, что она поняла суть, Саймон схватил ее и закружил, весело напевая:
Эй, парнишка, зови плясать девчонку,И пусть кружится волчком!Если вернется, танцуй дальше,А не вернется – не беда,Хватай другую, а то и сразу двух,Докажи, что ты парень хоть куда!
Агата плясала под его не вполне пристойную песню, пока у нее не закружилась голова и она чуть не упала на широкую грудь Саймона. Тяжело дыша, она улыбнулась ему.
– Вы, кажется, немного сошли с ума, мистер Рейн!
– Вы оказали мне большую честь, миссис Эпплкуист. – Саймон хмыкнул. Официальный тон фразы, которую Агата долго вдалбливала ему, совершенно не соответствовал залихватской ухмылке на его губах.
– Корица…
– Что? – не понял он.
– От тебя пахнет корицей. – Агата судорожно втянула воздух. Жар его тела проникал сквозь одежду, прикасаясь, словно язычок пламени, к груди и животу. – Почему?
