Шари Энтон - Завоеватель
Бернард направился к ней. Зачем? Попрощаться? Вот-вот прозвучит сигнал закрыть ворота, и если он не поторопится, то окажется в ловушке! Она не успела ничего ему сказать, как он нагнулся, ухватил ее за талию и, подняв, забросил себе на плечо. Клэр чуть не задохнулась и даже крикнуть не успела. Он легко вскочил на коня и устроил ее у себя на колене.
— Отпусти меня, — с трудом выдохнула Клэр.
— Ну нет, миледи, — твердым, ледяным тоном ответил он.
Она изо всех сил стала отталкивать его руку, крепко сжимавшую ей талию.
— Я требую, чтобы ты отпустил меня!
— Когда твой отец одумается, я привезу тебя обратно в Дассет.
Он собирается сделать ее заложницей! Выходит, она освободила Бернарда из темницы для того только, чтобы стать его пленницей. Клэр пнула каблуком лошадь и попыталась вырваться, но Бернард прижал ее руки к бокам и посадил верхом на лошадь.
Вдруг она почувствовала слабый запах дыма.
— Пожар, — прошептала она.
— Это горит лестница.
Так вот что он делал в туннеле — поджигал лестницу! Скоро вся конюшня будет объята пламенем. Он заставил Клэр освободить лошадей, чтобы отвлечь ее внимание.
— Предатель! Так вот как ты отплатил мне за мою доброту.
— Я оценю твою доброту, если нас пропустят в ворота.
Зазвонил колокол, предупреждая желающих зайти или выйти из ворот замка, что они закрываются на ночь. Теперь Бернарда наверняка поймают. Отец повесит его за попытку похищения и за поджог конюшни. Но отец не утолит свою ярость только смертью Бернарда. Ей, Клэр, не избежать наказания за свое участие в этом деле.
— Держись крепче! — крикнул Бернард и пнул в зад ближайшую лошадь. Лошадь понеслась к двери, а за ней следом остальные. Последним скакал Бернард.
Они отделились от группы лошадей и понеслись через двор. Клэр впилась пальцами в руку Бернарда.
Благодарение Богу, никто не осмелился остановить боевого коня. Ворота почти закрылись. Их огромные железные наконечники медленно, но верно опускались. Бернарду неминуемо придется свернуть в сторону. Но он не сделал этого, а лишь пришпорил коня. Стражники у ворот их увидели, и она услыхала, как выкрикнули их имена: ее и Бернарда.
Он не остановился, с ужасом осознала Клэр, и сейчас она погибнет, пронзенная железным острием. Она закрыла глаза и зашептала молитву.
Бернард усмехнулся.
— Не торопись молиться, а лучше пригнись.
Он подался вперед, прижав ее своим телом. Она задыхалась и ничего не видела впереди себя, лишь слышала топот копыт и крики стражи, приказывающей Бернарду остановиться. И, наконец, до ее слуха донеслось цоканье подков Кабала по деревянному мосту.
Конь нес их вдоль дороги. Бернард выпрямился, и она тоже разогнулась и облегченно вздохнула.
— Теперь можешь молиться, — сказал он.
— А я и не переставала, — с негодованием ответила она. — Мы выжили только благодаря Пресвятой Богородице.
— Тогда попроси у нее еще благословения. За нами наверняка скоро ринется отряд.
Они скакали до тех пор, пока не стало совсем темно. Если бы Бернард ехал один, то рискнул бы продолжить путь в темноте, но подвергать опасности жизнь Клэр он не мог. Лучше сойти с пороги и устроиться где-нибудь на ночлег.
Он принял два поспешных решения: первое — бежать и второе — украсть Клэр. Теперь он намерен обдумать свои поступки.
Он придержал коня. Ему было ясно, как разозлена Клэр. Она, напрягшись, сидела впереди него с прямой, как жезл, спиной. После того, как она отругала его за то, что он несется прямо под опускающиеся ворота, она не произнесла ни слова. Он поддерживал ее за талию и ощущал каждое ее движение и каждый вздох. Она не заплакала, а лишь закашлялась.
Он восхищался выдержкой Клэр. Вот только бы она не совала нос не в свои дела. Тогда ему не пришлось бы убегать из Дассета. Были ли ее побуждения помочь ему искренними, или она хотела его смерти, он не знал.
Бернард спешился, затем взял Клэр под локоть, но она обдала его уничтожающим взглядом.
Он не сердился на нее: может, она невинная жертва.
— Убери руки, — сквозь зубы процедила Клэр.
Бернард послушно отошел в сторону. Если хочет слезать с лошади сама, это ее дело.
Она быстро схватила поводья Кабала и пнула коня в бок. Но боевой конь стоял как вкопанный — он был прекрасно обучен и не повиновался никому, кроме хозяина.
— Иди же, черт тебя побери! — крикнула она и пнула его снова.
Бернард сжал ей лодыжку.
— Клэр, неужели ты не знаешь, что боевой конь слушается только своего рыцаря? Слезай вниз.
Она недовольно мотнула головой и фыркнула, затем, ухватившись за гриву Кабала, перекинула ноги через его спину, якобы собираясь подчиниться. Но Бернард разгадал ее уловку и поймал за башмак, прежде чем она успела заехать ему в подбородок. В результате она оказалась лежащей животом на седле.
Чтобы предотвратить ее возможный побег, он сказал:
— Ночью ты встретишь более страшные существа, чем я. Например, тебя поймает волк и съест на ужин.
Продолжая лежать в неловкой позе на Кабале, она пробормотала:
— А может, я предпочту волков дьяволу.
Ах, значит, он дьявол? Его это развеселило.
— Я не допущу, чтобы ты досталась волкам, Клэр. Если ты дашь слово вести себя хорошо, то я сниму тебя с лошади.
Она искоса взглянула на него.
— И это говорит человек, который только сегодня утром клялся в верности моему отцу. Какой смысл давать слово вероломному человеку?
— Я сдержал бы клятву, если бы твой отец первым не нарушил свою.
— Да? А как же рыцарская клятва защищать благородных дам? Ее ты тоже нарушил!
— Пока я с вами, вам ничего не грозит, в том числе и быть съеденной волком.
Она не ответила, и тогда он потряс ее за лодыжку.
— Тебе не заснуть в этой позе. Хотя со стороны ты выглядишь очень мило, но… недостойно твоего положения. Клэр, у тебя очаровательный круглый задик.
— Спусти меня вниз! — выкрикнула она.
— Сначала поклянись.
— Ах ты, изверг!
— Изверг — это низшая каста по сравнению с дьяволом и вероломным рыцарем?
— Самая низкая, — сказала она, а потом, вздохнув, добавила: — Ну, хорошо. Я не стану кормить собой волков, тем более что здесь скоро появятся люди отца. А пока что я довольствуюсь твоим обществом.
Бернард протянул руки к ее талии. Она не извивалась и не брыкалась, и он, обхватив ее обеими руками, снял с лошади. Клэр тут же оправила плащ. Когда она повернулась к нему, то на ее лице уже не было видно ни смущения, ни гнева — на него хладнокровно смотрела благородная дама. Оглядевшись, она удивленно произнесла:
