Никола Корник - Шепот скандала
— Итак, — с нетерпением произнесла Лотти.
— У него темные волосы, — сказала Джо.
Лотти глубоко вздохнула.
— И снова, — пояснила она, — моя тетушка Доротея могла бы и здесь дать сто очков вперед. — Лотти взмахнула руками. — Дорогая… Ты же знаешь, что моя жизнь совсем лишена развлечений! Расскажи что-нибудь необыкновенное, пожалуйста!
— Но это — все, что я могу рассказать, Лотти, — спокойно произнесла Джоанна. — Лорд Грант и я — не любовники. Сплетни лгут.
Лотти с сочувствием посмотрела на нее:
— Джо, дорогуша, тебе вовсе не нужно оправдываться передо мной или что-либо объяснять. Никто не станет осуждать тебя, если ты заведешь любовника! Ты же понимаешь, прошло так много времени с тех пор, как умер Дэвид. И я слышала, что лорд Грант — очень и очень привлекательный мужчина. Это — правда, — глаза Лотти внезапно вспыхнули огнем, — что у него ужасные шрамы на груди, которые остались после схватки с белым медведем?
— Понятия не имею, — сказала Джоанна. — Зачем кому-то сражаться с медведем? Ведь это — очень опасно.
Она вспомнила, что Алекс немного прихрамывал и что Дэвид упоминал о том, будто Алекс был серьезно ранен во время одной из экспедиций. Тем не менее в отличие от ее покойного супруга он не собирался спекулировать на этом, строя свою популярность и благосостояние.
— Лотти, — повторила леди Джоанна, — ты не слушаешь меня. Лорд Грант и я — всего лишь знакомые, и, умоляю, не говори об этом, ты шокируешь Меррин.
Она посмотрела на свою младшую сестру, которая спокойно сидела рядом с ней и не произнесла ни слова, пока Лотти болтала не умолкая. Меррин была так же сдержанна, как Лотти болтлива, она была полной противоположностью несдержанной миссис Каммингс. У Меррин была привычка молчать, которая выработалась во время последней продолжительной и тяжелой болезни их дяди. Иногда Джоанна чувствовала вину за то, что оставила Меррин с дядей одну. Ей самой удалось ускользнуть из дома приходского священника, где сами стены навевали тоску, задолго до болезни дяди, и она уже никогда туда не возвращалась. Насколько ей известно, так же поступила и ее средняя сестра Тесс. Меррин оставалась единственной, на чьи плечи обрушивалось бремя холерического характера преподобного Феннера.
— Не обращай на меня внимания, — сказала Меррин, и ее ярко-синие глаза засверкали от волнения. — О! Мне кажется, что эта история с белым медведем — выдумка, Лотти.
Лотти недовольно надула губы.
— В таком случае, раз Джо не видела грудь лорда Гранта, мы не можем знать наверняка, не так ли? — спросила она. — Вы занимаетесь любовью в темноте, Джо, душенька? А ты, оказывается, в еще большей степени строга и добродетельна, чем я себе представляла!
— Я исключительно добропорядочна, — согласилась Джоанна, не покривив душой. — Лотти, я могу показаться капризной, но все это — всего лишь напоказ, и в этом нет ни доли правды.
Лотти широко раскрыла свои черные глаза:
— О, моя милая, я знаю! Все мужчины говорят, что у тебя ледяное сердце. Ты такая красивая и в то же время бессердечная и недосягаемая, что заставляет мужчин страстно желать тебя.
— Но я вовсе не приветствую такое их поведение, — сказала Джоанна, чувствуя себя неловко, поскольку в голосе Лотти мелькнула нотка зависти, да и в ее словах было много правды. — Дело в том, что я не особенно-то доверяю мужчинам.
— О, дорогая, — Лотти, пытаясь утешить Джоанну, положила ей руку на плечо, — я, ведь тоже, но какое это имеет отношение к делу? Я обольщаю их, а потом выгоняю, и это доставляет мне огромное удовольствие.
Джоанне было интересно, так ли это на самом деле. В свете было хорошо известно о победах Лотти, но приносило это ей счастье или нет, Джоанна затруднялась сказать. Они обе жили в мире зеркал, где неискренность и поверхностность ценились высоко, тогда как искренность и глубина чувств вызывали насмешки. Лотти никогда не обсуждала с ней серьезные вопросы, да и сама Джоанна после десяти лет, проведенных в высшем обществе, никогда не делилась ни с кем своим сокровенным, — появившись там, она сразу поняла, что откровенность здесь не приветствуется. Все, что предназначалось не для всеобщего обсуждения, мгновенно становилось всеобщим достоянием и было на устах у всех без исключения.
— Что ж, если ты собираешься открыть охоту на лорда Гранта, уж мне-то ты дорогу не перейдешь, не беспокойся, — сказала Джоанна. — У нас с ним нет никаких любовных дел. — Она вздохнула. — И я просто не верю, что ты пригласила его сегодня, Лотти, да еще и устроила этот необыкновенный прием в его честь.
Прибыв на вечер, устраиваемый Лотти, и узнав, что здесь ожидают приезда Алекса Гранта, Джоанна пришла в негодование. Этот Алекс, со своим показным неуважением к лести высшего света, должно быть, являлся отъявленным лицемером, если согласился посетить этот бал в свою честь, подумала она. Грант разочаровал Джоанну, и, хотя это чувство и было мимолетным, оно усилило ее уверенность в том, что Алекс — еще один самовлюбленный эгоистичный искатель приключений. И в этом не было никакой ошибки. Лотти сказала, что послала ему приглашение заранее, чтобы знать наверняка, что он будет. Именно поэтому столовая была украшена огромными ледяными скульптурами; одна из них представляла собой мужчину в натуральный рост, в одной руке которого был меч изо льда, а в другой — британский флаг, что, совершенно очевидно, символизировало покорение самим Алексом земель, покрытых льдом. Занавеси из белого сатина, которыми была задрапирована лестница, имитировали замерзший водопад, а зеленые и красные лампы, свисающие с потолка, изображали северное сияние. Главным объектом композиции было изрядно поеденное молью чучело белого медведя, которое хозяйка распорядилась поместить в углу вестибюля. Чучело злобно скалило зубы, встречая прибывающих гостей. Все это выглядело слишком вульгарно, но гости были довольны, — Лотти всегда отличалась излишней прямотой стиля.
— Посмотри, разве это не чудесно? — сияла она. — Я превзошла саму себя.
— Да уж, — пробормотала Джоанна.
— И на тебе тоже соответствующий наряд, — добавила Лотти, бросая одобрительный взгляд на белое вечернее платье из сатина и бриллиантовые украшения Джоанны. — Это так впечатляет! Джо, дорогая, тебе так идет белое!
— Я думаю, — неожиданно вступила в разговор Меррин, — что лорду Гранту вряд ли понравится все это представление. Оно не в его вкусе. Говорят, он очень сдержанный человек.
— Чушь! — воскликнула Лотти. — Он будет просто в восторге!
— Что ж, я уверена, что, если даже ему и не понравится все это, он вряд ли признается, ибо слишком хорошо воспитан, — продолжила Меррин. — Я слышала, что он — настоящий рыцарь.
