Джорджетт Хейер - Тени былого
– О! – вздохнула мадам и покачала головой. Леон чуть вздернул подбородок.
– Ну и что тут такого? Монсеньор играл честно. Этот молодой человек был глуп. Voilа tout![25]
– Mon Dieu! Вот как ты говоришь о пороке! А, я мог бы многое рассказать! Если бы ты знал женщин, которым герцог строил куры! Если бы ты знал…
– Мосье! – Мадам Дюбуа возмущенно подняла ладонь. – При мне?
– Прошу прощения, мадам. Нет, я ничего не скажу. Ничего! Но сколько мне известно!
– Некоторые мужчины, – сказал Леон задумчиво, – так уж созданы, по-моему. Я таких навидался!
– Fi done![26] – вскричала мадам. – И такой молоденький!
Леон пропустил ее возглас мимо ушей и посмотрел на Гастона с выражением житейской умудренности, которая выглядела забавно на его юном лице.
– И когда я видел такое, то мне казалось, что всегда виновата женщина.
– Только послушать этого ребенка! – ахнула мадам. – Ты, что ты знаешь, petit, в твоем-то возрасте?
Леон передернул плечами и вновь склонился над своей книгой.
– Наверное, ничего, – ответил он.
Гастон нахмурился и готов был продолжать беседу, но его опередил Грегуар:
– Скажи, Леон, ты будешь сегодня сопровождать герцога?
– Я всегда хожу с ним.
– Бедный, бедный мальчик! – сострадательно вздохнула мадам Дюбуа. – Это уже никуда не годится!
– Почему? Мне нравится.
– Не сомневаюсь, mon enfant[27]. Но водить ребенка в Вассо-Торкилье – voyons, это не covenable[28]!
Глаза Леона злокозненно заблестели.
– Вчера вечером я был с монсеньером в Мэзон-Шурваль, – сказал он невинно.
– Как! – Мадам опустилась в кресло. – Это уже переходит все пределы!
– А вы там бывали, мадам?
– Я? Nom de Dieu[29], что еще придет тебе в голову? Неужели можно вообразить меня в подобном месте?
– Нельзя, мадам. Там ведь бывают только аристократы, правда?
Мадам презрительно фыркнула.
– И смазливые уличные шлюшки! – съязвила она.
Леон наклонил голову набок.
– Мне они смазливыми не показались. Накрашенные, вульгарные, говорят громко, манеры самые грубые. Но я видел очень мало. – Он сдвинул брови. – Не знаю… по-моему, я рассердил монсеньора, потому что он вдруг обернулся и сказал: «Подожди меня внизу!» Так сказал, как будто был недоволен.
– Леон, расскажи нам про Мэзон-Шурваль, – попросил Гастон, не совладав с любопытством.
– Ну, это большой особняк, весь в позолоте и грязно-белый и так окурен какими-то ароматами, что дышать трудно. Там есть карточный салон и еще комнаты. Не помню. Много вина, и некоторые были пьяны, а другие, как монсеньор, скучали. Женщины… а!.. пустое место.
Гастон был явно разочарован. Он открыл было рот, чтобы продолжить расспросы, но мадам смерила его взглядом, и он снова его закрыл. Издалека донесся звон колокольчика. Леон тотчас закрыл книгу, спустил ноги на пол и подождал. Несколько минут спустя пришел лакей и позвал его. Паж радостно вскочил и подбежал к висевшему на стене треснутому зеркалу. Мадам Дюбуа снисходительно улыбнулась, глядя, как он приглаживает медно-рыжие кудри.
– Voyons, petit[30], ты тщеславен, будто девушка, – сказала она.
Леон покраснел и отошел от зеркала.
– Или вы хотите, чтобы я явился к монсеньору растрепанным? Наверное, он собирается отправиться куда-то. Где моя шляпа? Гастон, да вы же сели на нее! – Он выхватил шляпу у камердинера, поспешно ее расправил и вышел следом за лакеем.
Эйвон в вестибюле разговаривал с Хью Давенантом, поигрывая перчатками, которые держал за кожаные кисточки. Под мышкой другой руки была зажата треуголка. Леон опустился на одно колено.
Холодные глаза скользнули по нему равнодушным взглядом.
– Ну?
– Монсеньор посылал за мной?
– Разве? Да, кажется, ты прав. Я ухожу. Пойдешь со мной, Хью?
– Куда? – осведомился Давенант, наклоняясь над огнем и грея руки.
– Я подумал, что можно было бы развлечься, навестив Ла Фурнуаз.
Хью брезгливо поморщился.
– Мне нравятся актрисы на сцене, Джастин, но только там. Ла Фурнуаз слишком уж пышна.
– И то верно. Можешь идти, Леон. Возьми мои перчатки. – Он бросил их пажу, а затем треуголку. – Сыграем партию в пикет, Хью? – Он прошел в гостиную, позевывая, и Хью, слегка пожав плечами, последовал за ним.
Вечером на балу у графини Маргери Леон был оставлен в вестибюле. Он нашел стул в укромном уголке и расположился там, готовясь с удовольствием рассматривать входящих гостей. Однако, поскольку герцог имел обыкновение опаздывать, рассчитывать на это развлечение особенно не приходилось, а потому он извлек из своего глубокого кармана книгу и погрузился в чтение.
Некоторое время до его слуха доносились только обрывки болтовни лакеев, привалившихся к перилам лестницы. Внезапно они вытянулись в струнку, замолкли, один распахнул дверь, а другой приготовился принять плащ и шляпу позднего гостя.
Леон поднял глаза от книги как раз вовремя, чтобы увидеть, как вошел граф Сен-Вир. Он уже знал в лицо членов высшего общества, но в любом случае узнать Сен-Вира было просто. В те дни изысканного щегольства граф бросался в глаза некоторой небрежностью одежды и отсутствием утонченности в манере держаться. Он был высок, длиннорук, с обрюзглым лицом и крючковатым носом. Губы у него были угрюмо изогнуты, а в темных зрачках пряталось бешенство, готовое вспыхнуть в любую минуту. Как всегда, его густые, заметно тронутые сединой волосы были плохо напудрены и кое-где отливали медью. Его руки и грудь сверкали драгоценностями, выбранными отнюдь не в цвет кафтана.
Кафтан этот открылся критическому взгляду Леона, едва лакей помог графу сбросить плащ, – кафтан лилового бархата, темно-розовый, расшитый золотом и серебром камзол, лиловые кюлоты, белые чулки, закатанные над коленом, и башмаки на красных каблуках, украшенные большими пряжками с драгоценными камнями. Граф встряхнул манжетами, расправляя их, и поднес руку к смявшемуся жабо. В тот же момент он бросил быстрый взгляд по сторонам и увидел пажа. Брови насупились, толстые губы чуть выпятились. Граф нетерпеливо дернул кружево у своего горла и медленно направился к лестнице. Положив руку на перила, он остановился, полуобернулся и качнул головой, подзывая к себе Леона.
Паж немедленно встал и подошел к нему.
– Мосье?
Плоские подушечки пальцев забарабанили по перилам, Сен-Вир угрюмо оглядел пажа и несколько секунд хранил молчание.
– Твой господин здесь? – сказал он наконец, и неуместность такого вопроса сразу показала, что он послужил лишь предлогом, чтобы подозвать Леона.
– Да, мосье.
Граф все еще колебался, постукивая по ступеньке носком башмака.
