Николь Берд - Дорогой притворщик
– Зачем? – недоверчиво спросила она.
– Затем, что сейчас с вами может случиться апоплексический удар.
С ловкостью, которой, несмотря на его возмутительную наглость, Психея от него не ожидала, он обхватил ее шею и притянул к себе. Только на мгновение их губы соприкоснулись, но от ощущения его близости она замерла и не ударила его по лицу, как он того заслуживал. Возможно, она слишком много выпила вина, и поэтому ее охватывал жар и кружилась голова. Конечно, это вино, а не свежесть его запаха и не тепло его прикосновения. Ни одна неуклюжая попытка поклонников обнять ее так не действовала на Психею.
Гейбриел посмотрел в затуманившиеся глаза Психеи, удивляясь самому себе. Невинный легкий поцелуй не мог заставить его сердце биться быстрее, чем во время побега через весь Лондон. Но оно билось! Он всего лишь хотел узнать вкус деликатеса, а теперь ему хотелось съесть все блюдо целиком.
Вероятно, его роль доставит ему больше удовольствия, чем он предполагал.
Психея обеими руками оттолкнула его и выглянула из-за драпировки. Только одна пара искоса поглядывала в их сторону, даже Перси увлеченно беседовал с ее дядями.
– Вы с ума сошли? – прошептала она. Гейбриел тряхнул головой.
– Должно быть.
– Вы ужасный распутник! Вы… вы… – Не найдя подходящего слова, чтобы выразить свое возмущение, Психея вышла из ниши, надеясь, что выглядит не слишком раскрасневшейся.
Гейбриел с ангельской улыбкой на смуглом лице не спеша последовал за ней.
– Ваше поведение, сэр… – снова попыталась она заговорить.
– Неприлично? – подсказал он.
– Да! Очень неприлично. Вы бессовестный негодяй, как и говорил Перси, и совсем не умеете себя вести.
– Бедная невинная Психея, неужели вы считаете это оскорблением?
– Конечно, – ответила она с сомнением в голосе.
– Надеюсь, вы и дальше будете так думать, – со странным выражением в глазах заметил Гейбриел.
Уж не жалеет ли он ее? Психея хотела уйти, но одна мысль остановила ее – ничто не мешает ей самой правильно вести себя.
– Я поступлю с вами честно. Этот поцелуй обойдется вам в пять фунтов!
Гейбриел только усмехнулся.
Он безумен, явно безумен. Психея повернулась, намереваясь присоединиться к гостям. Из другого конца комнаты раздался недовольный голос Мэрис:
– Послушай, Психея, удели нам внимание. Ты обещала перевертывать ноты, когда Матильда будет играть нам новую пьесу.
Кузина Матильда, чье мастерство в игре на фортепьяно было весьма посредственным, умоляюще посмотрела на мать, но Мэрис не обратила на это внимания. Психея покорилась неизбежному. Она убеждала себя, что рада избавиться от самозванца.
– Потом поговорим, – шепотом сказала она Гейбриелу. – И, пожалуйста, больше никаких сказок об экзотических островах!
– Может быть, рассказать о Европе? – так же тихо ответил он. – У меня там тоже было несколько забавных приключений.
– Господи, не надо! Так не долго попасть в беду.
– Психея!
– Да, тетя Мэрис, я иду.
Гейбриел смотрел, как она шла через комнату – у девушки была осанка королевы. Психея заняла место возле Матильды и ободряюще улыбнулась толстушке-кузине.
– Я уверена, новая мелодия восхитительна, – сказала она.
Гейбриел скрыл усмешку. Она не была эгоисткой, хотя и любила деньги. Однако она отвоевывала собственные деньги, и это выгодно отличало ее от большинства женщин. Чаще всего они стремились получить от очередного любовника как можно больше и не раз очищали его карманы. Гейбриел подозревал, что эта женщина, несмотря на свою красоту и скрытую под холодностью страстность, мало чем отличалась от прочих. Стараясь не утратить своего цинизма, он оглядел комнату.
Все семейство слушало игру Матильды, храбро сражавшейся с фортепьяно. Ее мать, очевидно, полностью лишенная музыкального слуха, одобрительно кивала, остальные стоически делали вид, что восхищаются.
Первая мелодия закончилась, раздались слабые аплодисменты.
– Очень мило, дорогая, – заметила одна из дам.
– А теперь новую балладу, – распорядилась Мэрис.
– Ах, мама, мне не хочется петь, – взмолилась Матильда.
– Глупости, у тебя неплохой голос, – настаивала любящая мать.
Матильда поставила на пюпитр новые ноты и, медленно проведя пальцами по клавишам, запела. Гейбриел невольно поморщился. Голос у нее был слабый, и она, боясь заслужить неодобрение матери, пела еще хуже, чем играла.
Матильда умоляюще взглянула на Психею, переворачивавшую ноты. Та тотчас же присоединилась к ней, стараясь не заглушать голосок кузины. Но ее приятное контральто придавало глубину и силу, столь необходимые голосу кузины. На этот раз аплодисменты, к которым охотно присоединился Гейбриел, были громче.
Матильда покраснела от удовольствия. Когда обе певицы перешли к следующей песне, Гейбриел подумал, что у этой ледяной девы есть не только сердце, но и другие чувства, глубоко скрытые под внешней холодностью.
Но не ее привлекательность заставляла его тянуть время и играть опасную роль. Он взглянул в окно на темный сад, погруженные в темноту кусты. Лучшего укрытия он не смог бы найти, более безопасного 'и надежного, чем дешевые комнаты или гостиницы, чтобы спрятаться от преследования шайки убийц. Гейбриел не обманывал себя надеждой, что они оставят его в покое. Выйдя на улицу, он снова превратится в беззащитную мишень.
Как ни странно, он вдруг осознал, что ему здесь нравится. Дружная семья, теплый прием, какого он не встретил бы у своих родных. И, несмотря на то, что множество приглашений и сердечных слов предназначались не ему, а придуманному жениху, на сердце у него потеплело. Гейбриел вспомнил одинокого мальчишку, изгнанного из родного дома, где никто из близких не встал на его сторону. Боль не покидала его, хотя он спрятал ее в самой глубине души и никогда не жалел самого себя. Это было непозволительной роскошью!
Здесь, в этой комнате, среди людей, искренне проявлявших любовь друг к другу, лед, сковывавший его сердце, таял. Его тронула Мэрис, сиявшая гордостью за свою толстушку дочь. Он так долго жил один, что почти забыл о существовании таких чувств, как нежность и любовь, пока не оказался в теплой, ярко освещенной комнате, где женские голоса сливались в нежную мелодию.
Черт побери, должно быть, он слишком много выпил! У Гейбриела Синклера, обманщика и шулера, не может быть таких мыслей. Но вино тут ни при чем, каким бы дешевым и плохим ни был портвейн, выбранный дядей Уилфредом. Гейбриел должен отплатить Психее за ее невольную помощь и спасти ее от брака с кузеном, который во всем походил на своего толстого и жадного отца. Гейбриел не сомневался, что Психея заслуживает лучшего мужа, чем этот самодовольный хвастливый болван Перси.
