Джил Грегори - Моя долгожданная любовь
После того как все было кончено, они молча лежали в темноте. Их тела в залитой лунным светом кровати блестели от пота, а руки и ноги все еще были тесно сплетены. Брайони ласково покусывала плечо Джима, ощущая губами соль на его коже.
— Спасибо. — Его голос прозвучал хрипло и спокойно в глубокой ночной тиши, успокаивая ее, как всегда, своей силой, теплом и нежностью.
— За что? — Она положила голову ему на плечо, и ее волосы защекотали ему грудь.
— За то, что любишь меня. — Мощные руки Джима обняли девушку. — И за то, что ты подаришь мне ребенка.
— Это подарок нам обоим, — пролепетала Брайони, не отпуская его. — Драгоценный, прекрасный дар любви.
Наступал час зари. Ночные тени уже покинули равнины. Джим и Брайони покойно отошли ко сну, счастливые и довольные тем, что их ждало впереди. Но вскоре, в ранний утренний час, когда мрачные серо-желтые тени и ночные существа поспешили в свои убежища до восхода солнца, Брайони пробудилась. Ей было страшно — неведомо от чего. Кожа покрылась холодным потом. Брайони ощутила порыв ветра, ворвавшегося через открытое окно. Она задохнулась, пытаясь успокоить сердцебиение, но ей это не удалось. Сердце, казалось, внимало какой-то таинственной страшной угрозе. У Брайони пересохло во рту, руки дрожали, когда она поднесла их к своим побледневшим щекам. Она боролась с беспричинным страхом, пристально глядя на Джима, безмятежно спавшего подле нее.
Что это было? Что так неожиданно разбудило ее, наполнив паническим страхом, от которого застыла кровь? Затем она услышала этот звук. В ночи завыл койот, и его печальный вой пронизал застойный, тяжелый воздух. Она и прежде неоднократно слышала этот вой, но по какой-то неведомой ей причине теперь он пробудил в ее душе страх. И пока она сидела в кровати, вслушиваясь в стенания зверя, в ее мозгу забрезжило видение. Ей привиделось грязное, небритое лицо Вилли Джо Честера. Она, казалось, видит его маленькие темные глазки, подмигивающие ей, ощущает исходящий от него зловонный запах.
И пока выл койот, ей представилось, будто бы она чувствует прикосновение отвратительных рук Вилли Джо, прижимающих ее все ближе и ближе, пока… Ужас вновь охватил ее, и она задрожала всем телом. Чтобы не закричать, она заткнула себе рот своим маленьким кулачком.
За всем тем, что произошло этой ночью, она напрочь забыла о Вилли Джо Честере и не расспросила Джима о нем. Девушка все еще не имела ни малейшего представления о том, кто он такой и почему так дико ненавидит Джима. И теперь, в тихий час утренней зари, она не могла заставить себя не думать о нем, обеспокоенная тем, что он может быть опасен. Она принудила себя снова лечь, поправила одеяло и прильнула к Джиму, чтобы согреться и успокоиться. Однако ее беспокойство не улеглось. Брайони прилагала все силы, чтобы забыться. В конце концов, уговаривала она себя, дрожа под одеялом, Джим ведь не боится его. Он заверял ее, что Вилли Джо не может причинить им вреда. И все же что-то не давало ей успокоиться.
«Вероятно, — думала она, — это объясняется тем, что ненависть этого человека была такой необузданной и дикой. Это сильно подействовало на нервы, и по какому-то странному совпадению вой койота за окном пробудил в памяти образ этого неопрятного, заросшего коростой человека. Нет, я валяю дурочку. Как не стыдно, ведь бояться абсолютно нечего».
Она дотронулась до руки Джима, напомнив себе: вместе они в безопасности и счастливы, и ничто не может повредить им. У них будет чудесная жизнь и будет прелестный, здоровый малыш…
Понемногу ей удалось снова погрузиться в сон. Но это уже не был глубокий, безмятежный сон. Это была беспокойная дремота, нарушаемая мрачными видениями, в которых она в страхе бежала одна-одинешенька, пробиваясь через мглистый туман. И несмотря на тепло, излучаемое телом Джима, лежавшего подле нее, несмотря на теплое одеяло, прикрывавшее ее хрупкое тело, ей было холодно. Она дрожала, ее знобило, до костей пронизывал холод от невыразимо ужасного, кошмарного, омерзительного страха.
Глава 3
Октябрьская погода была сухой и мягкой. Брайони, чувствовавшая себя счастливейшей из женщин, ежедневно выезжала верхом на великолепном жеребце по кличке Шедоу[7], чтобы насладиться ароматами высоких трав, усладить взор чудесными дикорастущими цветами, ковром покрывавшими прерию. На холмах в изобилии росли горные гвоздики, маргаритки и васильки, а в долинах ярко пламенели вербены и примулы. Бездонная голубизна неба была оторочена редкими пушистыми прозрачно-белыми облаками. Однако с наступлением ноября все вокруг понемногу начало изменяться. Воздух стал более прохладным, и ветер резко хлестал ее по лицу, когда она галопом мчалась по холмистой гряде, а в сильно оголившейся прерии остались лишь высокие колышущиеся травы, мескиты и кактусы. Приближалась зима. Ее дыхание чувствовалось и в воздухе, и на земле. Уже скоро снег белой шапкой покроет вершины гор за Рио-Гранде и прерию насквозь будет пронизывать северный ветер.
Глядя как-то в полдень на расстилающуюся внизу равнину с вершины невысокого холма в нескольких милях от ранчо и упиваясь бодрящим ноябрьским воздухом, Брайони, счастливая, чувствовала, как ее пробирает дрожь нетерпения. Зима. Потом весна. А затем совсем скоро у нее родится малыш.
Для нее это будет первая зима в этих краях после приезда из Сент-Луиса. Брайони уже мерещились долгие уютные ночи у камина вместе с Джимом. Она будет вязать крошечные вещички для малыша и составлять планы по уходу за ним. Живот у Брайони только-только начал припухать, и в ее изящной фигурке наметилась симпатичная округлость, которая, казалось, делала девушку еще более очаровательной в глазах мужа. Их жизнь, и прежде наполненная радостью, стала еще более радостной после того, как она объявила о своей беременности. Их еженощные любовные игры были затяжными и прелестными, и зачастую Джим встречал жену в облюбованном ими укромном местечке на гряде холмов, и они лежали там рядышком, наслаждаясь минутами украденного у осени удовольствия.
Купающаяся в атмосфере счастья, Брайони тем не менее все не могла забыть о том странном леденящем ужасе, который охватил ее после вечеринки в Трайпл Стар. Тогда, наутро, она спросила Джима о Вилли Джо Честере, и спокойное объяснение мужа развеяло ее тревогу.
— Вилли Джо Честер и его брат Фрэнк — это дрянные людишки, живущие не в ладах с законом, — как всегда коротко и без обиняков объяснил Джим. — У них был младший брат по имени Томми, парнишка примерно одного возраста с Дэнни, лет восемнадцати-девятнадцати. Два года назад на территории Нью-Мексико я играл в карты в одном паршивеньком салуне. Томми Честер участвовал в этой игре. Я поймал его на жульничестве и заявил об этом во всеуслышание. Он был мальчишкой, Брайони, хотя и дрянным, и я не стал бы стрелять в него, если бы он просто бросил свои карты и ушел, как я велел ему. Но он схватился за пистолет. У меня не было выбора. — Лицо Джима поскучнело при воспоминании об этом. — Я полагал, что с этим покончено, но приблизительно месяц спустя два типа по имени Вилли Джо и Фрэнк Честер, старшие братья этого воинственного парнишки, объявились в моем номере, который я снимал в Альбукерке. Они застали меня врасплох и собирались избить до смерти.
