Барбара Картленд - Как вольный ветер
— Вы едете в Сент-Мари-де-ля-Мер? — спросила девушка.
— Да. Думаю, это мое последнее паломничество. Едем мы издалека, а я уже не так молода и здорова, как прежде.
— Мы следуем от самой Нормандии, — пояснил барон.
— Да, это не близко, — согласилась Вальда.
— Молодые женщины во что бы то ни стало хотят поклониться гробнице святой Сары и провести ночь в подземной часовне, — прибавил барон. — Они верят, что это даст счастье и удачу на весь последующий год и благополучие их детям — и ныне живущим, и тем, что еще народятся.
— Далековато для меня, — снова вздохнула Пхури-Дай.
— Женщинам бы только жаловаться, — усмехнулся барон. — А я вот и сам не прочь коснуться одеяний нашей благословенной Сары.
О старинном селении Сент-Мари-де-ля-Мер ходило много легенд. Одну из них Вальда некогда слышала именно от Дельгаддес.
Это они поведали ей, что в действительности жили когда-то не одна, а две Сары. Первая, христианка, прислуживала трем Мариям — свидетельницам смерти Иисуса, которые некогда, в стародавние времена, путешествуя морем, прибились к берегам здешнего селения. Та Сара позже была похоронена в подземной часовне церкви, но не была канонизирована.
Другая же Сара, по прозвищу Кали, была известной цыганкой, кочевала со своим племенем по берегам Роны и первой оказала гостеприимство трем Мариям.
Она была цыганкой не простой, а знатного рода и главой племени. Слово же «кали» на цыганском наречии означает «черная женщина». Так прозвали ее за то, что, происходя из Египта, она была очень темна лицом.
Этой-то Саре-Кали было видение, что три благословенные Марии прибудут к берегам Прованса по морю. Так оно и случилось.
Невдалеке от берега суденышко начало тонуть. Тогда Сара бросила на волны свой широкий плащ, тот обратился в плот, и на нем Кали бросилась на выручку путешественницам, которые благодаря ей благополучно достигли суши.
За это Марии обратили Сару в христианство, а вслед за ней распространили учение Христа и на других местных жителей: и цыган, и «гадже» — европейцев.
С тех пор Сару по прозвищу Кали стали называть Черной Мадонной.
Таково было цыганское предание.
Видимо, со временем в сознании людей образы обеих Сар слились воедино.
Вспоминая легенду, Вальда несколько минут сидела в задумчивости. Безмолвствовали и Пхури-Дай с бароном.
— У меня есть к вам одна просьба, — нарушила наконец молчание гостья.
— Все, что в наших силах, к вашим услугам, мадемуазель, — ответил барон.
— Одной моей подруге, — начала девушка, — очень нужно попасть в Сент-Мари. А так как она собирается к тому же сделать фотографии цыган, то желала бы путешествовать вместе с вами.
Наступило минутное замешательство, затем прозвучал голос барона:
— Ваша подруга «гадже»?
— Да, но она очень симпатизирует цыганам.
Барон вопросительно посмотрел на Пхури-Дай, как бы полагаясь на ее мнение там, где дело касалось женщин. Видимо, последнее слово было за ней.
Тогда, прежде чем цыгане успели бы отказать, Вальда поспешно проговорила:
— Разумеется, за позволение ехать с вами моя подруга хорошо заплатит. Она полагает, что задаток в двести франков компенсирует вам неудобства, связанные с ее пребыванием в таборе, а далее намерена платить по пятьдесят франков за каждый день вашего гостеприимства.
Выражение лица барона не изменилось, но Вальда почувствовала, что эта сумма произвела на него впечатление. Двести франков были для цыган огромными деньгами. Чтобы заработать их с помощью своей переносной кузни, им пришлось бы трудиться долгие дни.
Искусные медники, лудильщики и ювелиры, цыгане повсюду возили за собой походную мастерскую: переносной горн с миниатюрной наковальней длиной примерно дюймов в восемь и шириной — в пять, а в качестве кузнечных мехов — шкуру козленка. С таким незатейливым инвентарем странствующие умельцы ухитрялись чинить и даже изготавливать множество предметов домашнего и сельскохозяйственного обихода.
После упоминания Вальды о деньгах снова воцарилось продолжительное молчание. Таборный вожак явно прикидывал, сколько дней займет их путешествие и стоят ли вырученные деньги тех неудобств, а быть может, и опасностей, которым они подвергнутся, принимая к себе «гадже».
Угадав его сомнения, Вальда снова быстро произнесла:
— Обещаю, что у вас не будет никаких неприятностей, месье!
— А знает ли ваша подруга, что ей не разрешат войти в подземное святилище вместе с цыганами?
Девушка вспомнила, что в газетах писали о возникших прошлым летом волнениях, когда какие-то репортеры порывались проникнуть в часовню. Доступ к цыганской святыне традиционно был открыт только членам племени, а их ночное бдение окружено покровом тайны.
— Да, все это ей хорошо известно, — твердо заявила Вальда. — Она не станет фотографировать ничего запретного и во всем будет полагаться на ваши советы.
— Что ж, в таком случае мы будем рады принять вашу подругу, — заключила Биби. — Возможно, ей покажется у нас не слишком удобно, но она может ехать в кибитке моей вдовствующей дочери, а дочь поедет со мной.
— Не знаю, захочет ли моя подруга стеснять вас, — неуверенно молвила девушка и тотчас подумала, как было бы хорошо иметь для ночлега отдельную кибитку, не деля ее с цыганкой.
— Ваши друзья, мадемуазель, — поклонился барон, — всегда могут рассчитывать у нас на самый лучший прием.
— Спасибо! Я так вам признательна! Подруга присоединится к вам на рассвете, часа в четыре.
— Мы трогаемся в путь в пятом часу, — сказал предводитель. — Дорога не близкая, а если не удается сделать привал до полудня, Биби сильно устает.
— Стара я уже ездить в такую даль, — подтвердила цыганка. — Этот раз будет последним, разве что произойдет чудо и Благословенная Сара вернет мне молодость! — засмеялась она.
Но Вальда отнеслась к ее словам необычайно серьезно.
— В Сент-Мари-де-ля-Мер не раз случались чудеса.
— Это верно, — согласно кивнула «тетушка». — Два года назад один из моих внуков был чудесным образом спасен из воды. А все потому, что носил на шее медальон, освященный прикосновением к ногам святой Сары.
Вальда знала, что цыгане не только сами стремятся дотронуться до изваяния святой, но и берут в паломничество разнообразные предметы у тех своих родственников и соплеменников, которые почему-либо сами не могут приехать и припасть к ее ногам. Цыгане привозили в Сент-Мари медальоны, амулеты, даже клочки белья и одежды больных, чтобы потереть их о статую Черной Мадонны, покуда целовали подол ее священных одежд. Наряды святой отличались яркостью, разнообразием и любовно обновлялись к каждому празднику.
