Элоиза Джеймс - Настоящая англичанка
— Вы обязаны помочь моей хилой английской памяти, — проговорил он. — Когда произошла наша встреча, мадемуазель?
Дама надулась.
— Тем хуже для Вашей памяти, — сказала она. — Потому что я не мадемуазель, а мадам де Кюстен. И Вы, сэр, были столь любезны, что…
Она остановилась и подарила ему улыбку, которая рассказала всей комнате, какого рода любезность он оказывал. Будь оно проклято, это французское бренди, подумал Керр. Ничего нельзя было поделать, кроме как смириться со скандалом: его крёстная мать услышит о нём в течение пяти минут.
— Делаю вывод, что я был достаточно любезен в том забытом мною случае, если Вы помните меня, моя дорогая мадам де Кюстен, — проговорил он, снова целуя ей руку. — Я полагаю, это крайне великодушно с Вашей стороны.
Глаза женщины блеснули из-под маски. Именно изгиб её губ удивлял Керра. Как ему удалось выпить столько бренди, чтобы забыть её?
— Считайте это данью Вашим талантам, милорд, — сказала она с безошибочным намёком в голосе. Локвуд вернулся на место и подобрал свои карты. Мужчина рядом с Локвудом повернулся и зашептал что-то своему другу.
Гил мысленно вздохнул и бросил свои карты. Туз и король упали на стол. Фактически, его крёстной будет всё известно уже через три минуты.
— Джентльмены, — сказал он. — Вынужден просить разрешения оставить вас, чтобы принести этой леди свои извинения.
Глава 8
— Не согласитесь ли Вы с тем, — спросил Гил, сверля взглядом разыскавшую его восхитительную представительницу прекрасного пола, — что слегка приукрасили наше знакомство?
— Pas de tout [13].
— Я только подумал, что Вы, возможно, позволили себе поэтическую вольность, — сказал он, направляя её в сторону окон, выходящих на сад. — Набросили романтический покров на встречу самого прозаического толка… Вероятно, я помогал Вам сесть в экипаж?
Эмма издала булькающий смешок. Наслаждение от роли француженки ударило ей в голову. Её пьянило от ощущения власти, от изобилия собственной лжи. Она понизила голос и упрекнула, промурлыкав:
— Как Вы можете говорить такие вещи, лорд Керр? Клянусь, Вы близки к тому, чтобы разбить мне сердце!
Они прошли через коридор, и широкие парчовые юбки Эммы задели створки дверей. Почему, скажите на милость, она не приехала в Лондон раньше? Почему ей не было известно о том, как забавно охотиться на мужчину, отрезать его от стада, в точности как пастушьи собаки фермера Бена поступают с призовыми барашками?
— Но я не намеревалась бранить Вас, — проговорила девушка, срывая ветку жасмина. Он пах головокружительно сладко.
Керр не ответил, просто шёл рядом с ней, легко прикасаясь к локтю и направляя её дальше в сад.
Он не станет лишать её девственности в саду, не так ли? Конечно, он понятия не имеет о том, что она девственна, и Эмма имела смутное ощущение, что он никогда не узнает, если будет достаточно пьян.
Сад населяли призрачные фигуры. Смеющийся и мелькающий в пятнах лунного света, Арлекин в своём костюме, усеянном блёстками, прошмыгнул мимо феи, чьё правое крыло волочилось по земле. Там был Гомер или, может быть, Зевс — в любом случае, этот человек считал, что подражает богам или древним грекам.
Они чинно устроились на скамье, и Эмма отбросила мысли о близости в саду. Разумеется, у Керра и в мыслях такого нет. Он бы отвёз её к себе домой, прежде чем произойдёт что-то подобного рода. Она ощутила внутреннюю дрожь возбуждения от самой этой мысли.
— Итак, мадам… Мне очень жаль, — сказал он, поворачиваясь к ней. — Я снова забыл Ваше имя.
— Можете называть меня Эмили.
Почему-то улыбки, обращённые к нему, не оказывали мощного воздействия. Юный лорд, которого она очаровывала внутри, краснел и бледнел от каждого движения её губ, однако лицо Керра не менялось ни на йоту.
— Ах, — проговорил Гил елейно, — Эмили.
— Так звали мою прабабушку. Прелестное имя, — отвечала Эмма.
— Moi, j'y avaispenser toujours la meme chose, — сказал он. — Comment pourrais-je oublier votre nom, quand votre visage si comme une fteur y apparaitre ensemble?
На секунду Эмма запаниковала. Но она говорила по-французски как на родном. Ей только требовалось сохранять спокойствие. Он говорил пустые комплименты, спрашивая, как он мог забыть её имя, если её лицо подобно цветку.
— Сe mystere du recollection d'un homme: qui peut savoir pourquoi. Us oublient les choses les plus importantes? — ответила она. Это хорошо: мужчины склонны забывать то, что следовало запомнить в первую очередь. И продолжила так быстро, как могла: — Se souvenir d'une femme, c'est a moi: je trouve que ce soil impossible d'ou-blier meme les details de notre rendezvous nocturnale. — И это тоже хорошо: если бы она провела ночь с Керром, то запомнила бы непременно всё в мельчайшихподробностях.
В его улыбке было обещание, столь ясное, что оно заставило Эмму ощутить себя безрассудной.
— Вы говорите слишком быстро для моих скудных познаний, мадемуазель Эмили…
— Мадам де Кюстен, — поправила она, — если не желаете обращаться ко мне как к Эмили.
Если он хотя бы заподозрит, что она не вдова, весь её маскарад окажется бесполезным.
— Я чувствую, что мне следует извиниться за постыдный случай, в котором я забыл нашу первоначальную встречу, — произнёс Гил бархатным голосом. — Где, как Вы говорите, мы встретились?
— Это несущественно, — ответила она мягко. — Я знаю, что Вы, похоже, забыли, поскольку прошли годы… Но я никогда не могла стереть Вас из своей памяти. Никогда.
Эмма наклонилась вперёд, чтобы он мог заглянуть в декольте, однако вместо этого его, казалось, заворожили её глаза.
— Не смогли? — переспросил он.
— Теперь я выхожу замуж за уважаемого бюргера, торговца, как вы их называете здесь, в Англии. — Упс, она почти забыла здесь о своём акценте. Это как-то связано с пряным ароматом его кожи. Эмма слегка отодвинулась назад.
— Я желаю Вам всего наилучшего в предстоящем браке, — сказал он.
— Разумеется, — промурлыкала она. — Но замужество такое серьёзное предприятие… Приятное, и вместе с тем необходимое, и всё же удушающее. Мне это известно, поскольку я была замужем за Пьером до самой его горестной кончины.
— А, — произнёс граф.
Эмма заторопилась, прежде чем он мог задать вопросы, на которые она могла бы быть не в состоянии ответить.
— В любом случае, прошли годы с тех пор, как мы… Как мы… Но это было в Париже, мсье.
— Париж, — сказал он, и его тон посуровел. Морщинка внезапно появилась у него между бровей, и Эмма расслабилась. Что-то изменилось между ними: замаячил призрак возможности. Должно быть, Бетани была права насчёт его распутного образа жизни в то время.
