Барбара Картленд - Испуганная невеста
Для жениха эта свадьба не стоила ровным счетом ничего.
Кельвин Уорд хотел внести свой посильный вклад и купить хотя бы обручальное кольцо невесте, но лишь только собрался претворить свое намерение в жизнь, как получил от сэра Эразма записку, в которой тот извещал его, что Серафина будет носить кольцо своей матери.
К записке прилагалось кольцо в бархатной коробочке.
Накануне свадьбы в Мэльтон-Хаус потоком хлынули дорогие свадебные подарки.
Кельвин Уорд осмотрел их мельком и то, только потому, что от него это требовалось, так как один из секретарей сэра Эразма поблагодарит тех, кто прислал их, от его имени.
Подарки эти казались ему такими же холодными и безличными, как и сама свадьба.
Впрочем, Кельвину Уорду ничего больше не оставалось, как соглашаться со всем, что бы ни предложил ему сэр Эразм.
Поэтому, когда тот отправился в Церковь на Гросвенор-сквер в карете вместе с молодыми, Кельвин не очень удивился.
Церковь эта находилась всего в нескольких минутах езды от Мэльтон-Хауса, и Кельвин с неприязнью подумал, нет ли у сэра Эразма каких-либо скрытых мотивов, по которым он не мог позволить, чтобы «счастливые новобрачные» обменялись по дороге хотя бы одним словом.
При сложившихся обстоятельствах им это и в голову не пришло, так что говорил один лишь сэр Эразм.
— Какая милая церемония! — воскликнул он. — Похоже, в выборе молитв, да и гимнов я не ошибся. Хор исполнил их просто чудесно!
Кельвина Уорда так и подмывало спросить, не дал ли сэр Эразм указание самому Господу, чтобы тот благословил жениха и невесту, — однако он сомневался, что тот оценит его сарказм.
По прибытии в Мэльтон-Хаус жених с невестой прошли в гостиную, где стояла огромная ваза, полная экзотических, распространяющих дивный аромат лилий, на фоне которых новобрачные смотрелись великолепно. Вскоре начали съезжаться гости.
Фамилия каждого вновь прибывшего объявлялась громким, на весь зал голосом, и Кельвин Уорд неожиданно для самого себя заинтересовался гостями, имена которых до сегодняшнего дня он мог лишь прочесть на страницах финансовых газет.
Сэр Эразм назначил свадебную церемонию на четыре часа дня, но лишь в одиннадцатом часу долгий «свадебный завтрак» наконец-то завершился, и они встали из-за стола.
Было произнесено много речей, по счастью, коротких. Подняли тост за жениха и невесту, после чего гостям был предложен кофе и разные ликеры.
Несколько минут спустя Кельвин Уорд вдруг обнаружил, что его молодой жены нет рядом с ним за столом.
До этого он беседовал с лорд-канцлером Хэлсбери, который сидел справа от него и разглагольствовал о планах нового правительства, которое сформировалось после недавних всеобщих выборов.
Наконец лорд-канцлер повернулся к своей соседке справа, а Кельвин, повернувшись к своей молодой жене, обнаружил, что ее место пусто.
Серафина незаметно ушла, и, когда Кельвин обратился к сэру Эразму за объяснениями, тот сказал:
— У моей дочери разболелась голова. Она попросила меня принести вам свои извинения.
— По-видимому, и для нее свадебная церемония явилась тяжелым испытанием, — машинально сказал Кельвин Уорд.
Что касается его самого, то для себя он твердо решил, что подобную процедуру он никогда по доброй воле не стал бы повторять.
Дамы вышли из комнаты, и мужчины закурили свои сигары.
Свадебный вечер завершился, как и любой другой, — мужчины принялись беседовать на темы, их интересующие, либо развлекать друг друга различными пикантными историями.
Кельвин Уорд заметил, что сэр Энтони заливается смехом, — видимо, один из гостей, с которым тот беседовал, рассказывал ему что-то очень смешное. Однако сам он был по-прежнему охвачен тихой яростью, не оставлявшей его в покое весь день.
Наконец откланялись последние гости, и даже сэр Эразм, попрощавшись, отбыл восвояси.
Кельвин Уорд с молодой женой остались в доме одни; Это была еще одна причуда сэра Эразма, которую невозможно было оспорить. Он считал абсурдным, если жених с невестой уедут из дома, где их ждет свадебный завтрак, и проведут ночь в каком-то чужом отеле, без особых удобств.
На следующее утро после свадьбы они должны были отправиться в Тилбери, а до этого, по мнению сэра Эразма, им не было никакой необходимости покидать стены родного дома.
Сам же сэр Эразм намеревался уйти из Мэльтон-Хауса и переночевать у одного из своих богатых и влиятельных друзей, чей шикарный особняк также располагался на Парк-лейн.
«Находится он дома или нет его, — хмуро размышлял Кельвин Уорд, — все равно атмосфера, созданная им, действует угнетающе».
Он не мог придумать ничего более скучного, чем провести первую брачную ночь в огромном, забитом богатствами доме, не доме даже, а мавзолее, который впитал в себя дух своего хозяина, сэра Эразма.
И тем не менее он ни словом не возразил против всех этих приготовлений.
Лишь одна мысль согревала его душу: с завтрашнего утра ненавистный тесть его уже не достанет.
Скоро между ними будет целый континент да океан в придачу, кроме того, Кельвин Уорд решил, что не вернется в Англию, пока не встанет на ноги.
До тех пор пока он не сможет сам распоряжаться своей судьбой и не перестанет быть покорным рабом сэра Эразма, он останется за границей.
Когда за сэром Эразмом закрылась входная дверь, Кельвин Уорд остался один, впрочем, было еще несколько лакеев, которые бесшумно сновали по просторному холлу, отделанному мрамором.
Бросив на них беглый взгляд, он начал подниматься по винтовой лестнице в апартаменты, которые отвели для него и его молодой жены.
Свою комнату он уже видел, и она произвела на него неизгладимое впечатление. Из нее дверь открывалась в будуар, с противоположной стороны которого находилась спальня Серафины.
Открыв дверь в будуар, Кельвин Уорд почувствовал аромат лилий и гвоздик и прошествовал по толстому ковру в свою комнату, где его ожидал слуга.
Кельвина не оставляло желание побыть одному, не дававшее ему покоя целый день. Однако когда за слугой закрылась дверь и мечта Кельвина наконец-то осуществилась, его тем не менее не оставляло ощущение, что комната полным полна народа.
И тогда неукротимое бешенство, которое он весь день старался обуздать, разгорелось в нем с такой силой, что Кельвину показалось, будто он объят яростным пламенем.
Никогда ему еще не приходилось испытывать такое унижение, такие муки, какие выпали на его долю в последние три дня. У него было ощущение, что сэр Эразм завладел его телом, мыслями и душой.
Он уже не принадлежал себе, а был лишь марионеткой, готовой действовать по указке своего тестя.
